Не тяни леопарда за хвост

Эмерсон, как выяснилось, понятия не имел ни о планах, ни даже о вторжении Джеймса в гостеприимный дом Уолтера и Эвелины. Сомневаюсь, чтобы во время поездки профессор закрыл рот хоть на секунду и позволил вставить спутникам хоть одно слово. При виде выползающего из кеба Джеймса (пыхтел и кряхтел он при этом так, что и не описать) я, признаться, вздохнула с облегчением. Какой-никакой, а брат все-таки. Эмерсон запросто мог вышвырнуть его по дороге на мостовую, а расхлебывать-то потом мне!

Легко спрыгнув вслед за Джеймсом со ступеньки кеба, Эмерсон схватил пухлую руку братца, стиснул как следует, отпустил побелевшие толстые пальцы — и решил, что с родственничком покончено.

— Вперед! — Эмерсон подхватил нас с Эвелиной под руки и зашагал по дорожке к парадному входу.

Но прежде чем он втащил нас в дом, нечто весьма и весьма любопытное отвлекло меня от мыслей о кознях братца-ловкача.

Дождь к этому времени усилился, разогнав народ по домам, так что не заметить единственную открытую всем стихиям голову было трудно; тем более что голова эта на фоне серой пелены сияла всеми огненными оттенками. Владелец буйной ирландской шевелюры занял выжидательную позицию через дорогу от дома, у ограды парка. Поймав мой взгляд, он поднялся на мыски и принялся жестикулировать, точно обезумевший глухонемой. Вскинул руку, продемонстрировав четыре пальца, затем поднес к губам воображаемую чашку, ткнул пальцем в меня, влево, в небеса и снова влево. Проделав все эти манипуляции, рыжеволосая бестия пришлепнула кепку на макушку и была такова.

Джеймс от ленча отказался. Поразительная тактичность, которой я никак не ожидала от своего нахального братца! После семейной трапезы Эмерсон и Уолтер продолжили дискуссию на египетскую тему в библиотеке. Эвелину я уговорила прилечь (подозрения моего наблюдательного супруга насчет прибавления в этом чадолюбивом семействе подруга подтвердила, заливаясь горделивым румянцем). Без умолку болтающий Рамсес остался на попечении Розы.

Самое время обдумать странное, мягко говоря, поведение мистера Кевина О'Коннелла.

Почему, спрашивается, настырный репортер просто не оставил записку, вместо того чтобы гоняться за нами от порта до дома, а потом изображать из себя полоумного мима? Опасался реакции Эмерсона? Очень может быть... Признаться, впутывать своего благоверного в эту историю мне тоже не улыбалось... а вот перекинуться парой слов с мистером Ирландским Всезнайкой не мешало бы.

Пантомима в оригинальном исполнении Кевина могла означать только одно — приглашение на чай в четыре часа. Времени до четырех оставалось не так уж и много, а меня еще ждала целая кипа непрочитанной прессы.

Спустя полтора часа я расправилась с газетами, а заодно и с остатками дружеского снисхождения к репортерским выходкам мистера О'Коннелла. Нет, каков наглец! Мало ему было заявления о нашем страстном желании взяться «за дело мумии-убийцы», так на прошлой неделе он окончательно распоясался.

Подумать только, «мумия-убийца»! Курам на смех. Кевин О'Коннелл в своем репертуаре. Да никто и не вспомнил бы о смерти подвыпившего ночного сторожа и уж тем более не связал гибель графа Ливерпуля с мумией, если бы репортеры не продолжали раздувать сенсацию всеми мыслимыми, а по большей части немыслимыми способами! Справедливости ради добавлю, что и публика внесла в это «дело» немалый вклад. Особенно постарался так называемый жрец в изъеденном молью леопардовом одеянии. Загадочная личность, то и дело возникая в египетском зале музея, падала ниц перед древним саркофагом и диким воем наводила ужас на остальных посетителей — не иначе как в попытке умилостивить злобную мумию.

Острие своего журналистского пера предатель О'Коннелл направил на нас с Эмерсоном. О чем только не вспомнил въедливый писака! Не жалея красок, живописал наши прошлые подвиги, а уж портрет Эмерсона нарисовал такой, что мой ненаглядный, попадись ему на глаза эта статья, не остановился бы и перед смертоубийством. На страницах газет вновь всплыла прошлогодняя стычка профессора с достопочтенным хранителем. Подумаешь, было бы о чем говорить! Эмерсон помахал кулаком перед физиономией Баджа, только и всего! Бадж, между прочим, еще легко отделался. Его возмутительная статья в «Таймс» с критикой в адрес Эмерсона пестрела выражениями, которые джентльмен не вправе себе позволить.