Не такой как все. Ведьмы

Управляющий всеми делами в сельсовете Бар — ков, утвердил Шуру, своей секретаршей и агентом. Эта адюльтерная связь, стала воплощающать эру брежневской стабильности, на селе. Семейство Кальсонов было в авторитете. Дети холуев (да и не только), в это время, получая паспорта, начала массово покидать село.

3

Впервые мы увидели телевизор, — с маленьким экранчиком (запомнилось, как мы смотрели «Сказку о Мальчише-Кибальчише»), — в Кальсона. Пройдет совсем немного времени, и телевизор появиться чуть ли не в каждой сельской хате. В 1968 году голубой экран засветился и у нас (Зорька-2): установили как раз на похороны первого космонавта — Юрия Алексеевича Гагарина.

Весной 1973 года, отец опрометчиво берет, вместе со мной, за компанию, Кальсончика в Харьков. Ездили к его двоюродному брату — моему крестному. По возвращению, у отца пропадает моток капроновых нитей для вязки сетей (подарок брата) и, вроде бы, случайно, отец увидел такую же бобину у кальсончикового отца. После взаимных обвинений, отца показательно избили те, которых принято теперь называть: «титушками». Гебнявые, за счет колхоза, организуют отряды сельских гопников, для внесудебных расправ. Гопники летом тусуются на уборке зерна, а зимою — жируют: пью водку в буфете, в котором поставлена заведующей жена их “главаря”.

С соседом, Ленькой К., мы заходим к Кальсончику погулять. К нашим услугам подшивки глянцевых журналов. Листаем знаменитую, поваренную книгу «О вкусной и здоровой пище». У Кальсончика появляется приемник ВЭФ; наши разговоры вклиниваются его пересказы «забугорных новостей». Он их — оказывается — слушает уже не первый раз. Мы слышим лишь завывания «глушилок» — «голосов» практически не слышно. «Ноччю, — признавался Кальсончик, — можно багато чого можно разобрать…»

Он затягивал нас в какую-то агентурную игру. Это, скорее всего, его «хитро-мудрая» мать, натаскивает свое чадо. Мы становились питательным бульоном для вскармливания ее талантливого отпрыска.

В четырнадцать лет, мы еще едва ли представляем для органов особого интереса: с нами — просто — развивают способности будущего провокатора. Он стучит на нас. Мы, же… проживаем свое неповторимое детство: для общения, часто захаживаем друг к другу.

Заходя к своему однокласснику, мы разгадываем кроссворды в подшивках «Огонька».

Ленька К., воспитывался у деда Коляды и бабы Любки. Его мать, недавно, вышла замуж, и жила на другом конце села, с киномехаником Батуниным. За сплетнями, которые активно транслируются на волнах сарафанного радио, бабы — практически — не бывала дома; дед К., (служил в свое время в немецкой комендатуре: писарем). В шестидесятые, вел незаметную жизнь при колхозной кузнице в бригаде № 2. «У телефона немецкий писарь». — В насмешку, припомнили ему сельчане невольные прегрешения против советской власти. Противным, — по-воспоминаниям переживших оккупацию, — был «полицаем». Смывал это кровью в штрафбате: ему прострелили одну ногу, после чего, он, всю оставшуюся жизнь, накульгивал. Особенно, когда был изрядно выпивши. Чем был опасней штрафной батальон, в котором «смывал кровью» дед К., свои прегрешения перед советской властью, от участи «освобожденных» мужиков, которых бросили, безоружными форсировать Днепр, до сих не возьму в толк.

У моего отца была не безупречная репутация: угодив в плен, в 1942 году, под Харьковом. Чтоб избежать конотопского концлагеря, где ему пообещали обязательную смерть и «обгрызать кору деревьев», он принял предложение вступить в полицию. Спасая молодежь от «поездок на заработки» в Германию, он спас себя. Через три месяца, после «освобождения села», его, вместе с не обмундированными призывниками, в составе 60 армии, отправили разминировать своими телами минные Приднепровья. Он рассказывал об этом, только изрядно «приняв на грудь». Люди, — украинцы, — бегали по минным полям, и ожидая смерть, звали мать: «Мамо! Мамо!». Никто их не спасал. Отец свалился в ров и не спрятал руку. Немецкая пуля попали именно в нее. Это спасло ему жизнь в том бою, где погибли практически все.

Понятно, что и я, для Кальсончика, превратился в желаемую мишень. В первых классах, я состоял в активе класса; в числе первых, меня назначали: октябренком, пионером и комсомольцем. Писал что-то и рисовал в редколлегии.

Первое стихотворение, я сочинил в том же пятом классе, вместо обязательного сочинения. Оно, оказалось, весомее тех «знаний», полученных в этой школе. Мать Кальсона заставляла его писать оное, — я взялся и себе сочинить. Вышло — на славу! Учительница, Катерина Федорівна, зачитывала перед классом. А, потом, еще целый год, пыталась пробудить во мне творческое начало. Я — молчал как партизан. Она — даже обиделась на меня.

4

Знания были необходимы только для вникания в суть коммунистических лозунгов. Дальше: в дело получения очередных дипломов вступали родители, с их общественным положением. Специфичность учебного процесса в советской системе образования, не оставляла одаренным возможности пробиться через это статусное положение.