Не такие, как все. Люди-феномены

Осенью 1864 года знаменитый канатоходец появился в Петербурге. Газета «Ведомости С.-Петербургской городской полиции» поместила большое объявление о его выступлении 11 августа. Увы, капризная петербургская погода сорвала выступление, и оно состоялось лишь пять дней спустя, в воскресенье 16 августа. На плацу Первого кадетского корпуса на Васильевском острове собрались тысячи петербуржцев. Они с любопытством рассматривали опоры 50-метровой высоты, к которым был прикреплён канат длиной более 160 метров. Особенно поражала высота. «Такой вышины, — замечала столичная газета, — не достигает ни один дом в Петербурге». От туго натянутого каната к земле шло множество тонких растяжек, а к ним, для стабилизации, были подвешены мешки с песком. По обоим концам каната виднелись площадки.

На большом огороженном пространстве были устроены ложи для респектабельной публики, расставлены стулья и скамейки. Но больше всего зрителей стояло за оградой на дешёвых местах за полтинник. Немало зрителей, желавших бесплатно посмотреть представление, собралось на верхней галерее университета, а также теснилось на Первой линии у Большого проспекта и даже на Исаакиевской площади.

Наконец в намеченный час на плацу показался Блонден, одетый в блестящий костюм, и быстро, ловко взобрался по верёвке на площадку перед канатом. «Гром рукоплесканий встретил всемирно знаменитого акробата», — писала газета. Раскланявшись с публикой, Блонден махнул рукой музыкантам, и те тотчас же заиграли весёлую польку, а он с тяжёлым шестом (балансом) в руках уверенно прошёл весь канат. На обратном пути он несколько раз останавливался, принимая рискованные позы. «И хоть делал он это чрезвычайно ловко и грациозно, будто шут, — отмечала газета "Петербургский листок”, — однако во многих местах среди толпы вырывались восклицания испуга, и некоторым дамам делалось дурно».

Жан Блонден с грузом

Блонден становился на голову, ложился на спину и снова быстро вскакивал на ноги; не касаясь руками каната, кувыркался, ходил, завязав глаза плотной повязкой и вдобавок надев на голову мешок; висел, зацепившись за канат лишь одной ступнёй, и, наконец, пронёс на спине человека, который был значительно выше и тяжелее его.

Замечательный акробат дал в Петербурге ещё пять представлений. Он показал упражнение со стулом, стоявшим на середине каната: акробат как ни в чём не бывало садился на него, положив ногу на ногу и спокойно покачиваясь, становился на сиденье, перепрыгивал через спинку. Исполнял Блонден и свой коронный номер — «завтрак в воздухе»: ставил на канат маленькую печку, разжигал в ней огонь и готовил для себя яичницу!

В начале сентября 1864 года прославленный канатоходец уехал в Москву и там тоже дал несколько представлений.

(По материалам Г. Черненко)

Иван Заикин, или Пуля в кулаке

В 1904 году русский богатырь Иван Михайлович Заикин [1880–1948] стал чемпионом мира по тяжёлой атлетике. Спустя несколько лет он же стяжал славу искуснейшего пилота России.

— Мне приходилось разрываться между тремя сильнейшими страстями: небом, гиревым спортом и борцовским ковром. Но небо часто ускользало, потому что не было средств на покупку очередного дорогостоящего летательного аппарата, и тогда мне приходилось выходить на арену, — вспоминал в 1946 году Заикин. — А там открывалось непонятное, то, что я применял для развлечения пресытившейся публики, и что давало циркам аншлаги…

Что же побуждало и аристократов и простолюдинов стонать от восторга, а репортёров бульварных газет обвинять силача в дешёвом факирстве? Вот что говорил сам Заикин:

— Был в моём репертуаре номер, требующий определённой сноровки. Я производил быстрое жонглирование пудовыми гирями в неприличной близости от собственной головы. Бывало, что гирю не получалось ухватить, увернуться тоже не получалось. Верите ли, нет ли, но я мог волевым усилием притормозить неудачно падающий груз прямо в воздухе и даже принудить его изменить траекторию: гиря как бы щадила, проходя из верхней, критической точки начала падения по дуге, и мягко, безвредно, довольно далеко от меня шлёпалась на опилки. Вот я и придумал проделывать это намеренно, на глазах у скептиков. Скажу, что, гирями начав, я задумал добавить ещё резиновые пули, выстреливаемые из ружья. Я их ловил в кулак, опять же затормаживая большим хотением добиться невозможного. Когда записывали в Мюнхгаузены, отвечал, что с шулерами за одним столом никогда не сиживал: на пиру легче обмануть. Да что я-то? Вот американец Камерон Якобсон, тот вообще резиновые пули зубами ловил. И это не обман. Я сам тогда своим необычным зрением видел, как это всё происходило… Может, из-за моей природной исключительности я острее других чувствовал пределы, очерченные провидением…

Иван Михайлович также вспоминал, что впервые убедился в совершеннейшей уникальности своего мировосприятия во время одного из тренировочных полётов, будучи курсантом Парижской авиашколы: