По словам самого Джона Ди, от разумных существ нечеловеческой природы — девочки-эльфа по имени Мадина и «ангелов» с именами Аве и Рафаэль — он научился и загадочному языку. Произошло это после того, как однажды «ангелы» показали ему в кристалле какую-то таблицу с буквами, числами и символами. Это был очень странный алфавит, записи с помощью которого до сих пор вызывают живейший интерес исследователей. Ведь это самое удивительное изобретение Джона Ди, по существу, было первым известным в истории искусственным языком (а может, первым известным языком внеземных цивилизаций?). Сам Ди называл его енохическим — языком Еноха, на котором «говорят ангелы и обитатели Эдемского сада». Сегодняшние учёные считают его абсолютно завершённой системой с собственным алфавитом и грамматикой, совершенно не похожими ни на один человеческий язык.
До нас дошли фрагменты записей, сделанных Джоном Ди на этом таинственном языке. Исследователей поражает то, что они содержат математические знания, уровень которых значительно превышал существовавший в то время. Контакты с «ангелами» продолжались несколько лет, и всё это время Джон Ди получал от них удивительные для того времени знания.
Самое поразительное, что этот волшебный камень не пропал, как это часто бывает с легендарными реликвиями. За четыре столетия он прошёл через руки разных людей и сейчас хранится в Британском музее. Администрация не разрешает посторонним лицам ни пользоваться им, ни исследовать его…
Иоганн Каспар Лафатер: забытые пророчества
Прославленный автор более пятидесяти опер, заслуживший при жизни памятник у театра Комической оперы в Париже, Андре Эрнест Модест Гретри (1741–1813) рассказал в своих «Мемуарах» об удивительном и самом горестном случае из своей жизни.
У него были три дочери-погодки: старшей — 16, средней-15, младшей — 14 лет. Однажды зимним вечером вместе со своей матерью они отправились на бал, в дом, хорошо им знакомый. Его хозяйкой была приятельница их семьи. Гретри приехал туда с опозданием, после репетиции его оперы «Рауль Синяя борода». Эту оперу ставил театр «Комеди Итальенн».
Когда он вошёл в зал, танцы были в разгаре. Его дочери привлекали всеобщее внимание; все восхищались их красотой и скромным поведением, а жена композитора наслаждалась их успехом больше, чем они сами. Все стулья рядом с ней оказались заняты, и Гретри подошёл к камину, где стоял какой-то важный с виду господин. Гретри увидел, что и он не спускает глаз с его дочерей. Но смотрел он на девушек, наморщив лоб, в глубоком и мрачном молчании. Вдруг он обратился к композитору:
— Милостивый государь, не знаете ли вы этих трёх девиц?
Почему-то Гретри не сказал, что они — его дочери, а ответил сухо:
— Мне кажется, это — три сестры.
— И я думаю так же. Почти два часа они танцуют без отдыха, я смотрел на них всё это время. Вы видите, что все от них в восхищении. Нельзя быть прекраснее, милее и скромнее.
Отцовское сердце забилось сильнее, Гретри едва удержался от признания, что девушки — его дети. Незнакомец продолжал, голос его стал торжественным, с пророческими интонациями:
— Слушайте меня внимательно. Через три года ни одной из них не останется в живых!
Слова незнакомца произвели на Гретри ошеломляющее впечатление. Мрачный господин сразу же ушёл. Гретри хотел было последовать за ним, но не смог сдвинуться с места: ноги не слушались его. Придя в себя, он начал расспрашивать окружающих о странном человеке, но никто не сумел назвать его имени. Одно лишь выяснилось: он выдавал себя за физиогно-миста, ученика знаменитого Лафатера.
«Странное сие предсказание оправдалось, — писал Гретри, — в течение трёх лет лишился я всех дочерей моих…»
Имя Иоганна Каспара Лафатера (1741–1801) сейчас забыто, так же как созданная им физиогномика. Не вспоминают и талантливейшего из его учеников — венского врача и анатома Франца Галля, дополнившего физиогномику френологией, теорией, согласно которой можно определить характер и судьбу человека по строению его черепа.
Галль жил в Париже с 1807 года. Возможно, что именно он и был тем предсказателем, имя которого безуспешно пытался узнать Гретри. Слава Галля едва не затмила славу его учителя Лафатера, так как френология вскоре стала более популярной, чем физиогномика.