Не судьба

В итоге, аккурат тринадцатого числа колхозники пришли на рынок имени себя, где оказалось хоть шаром покати в мясном ряду, только продавцы и их худеющие питомцы. Поорав вволю на тех, кого прежде сами же называли угнетателями, ворами и модным ныне словом «рэкетиры» — крестьяне потребовали вновь покупать их порченное пестицидами и нитратами мясо. Им объяснили, что такое рынок и рыночные отношения, зарождающиеся в строго социалистической стране, с чем они не согласились и намяли бока особо рьяно пояснявшим «черным» — для всякого жителя Черноземья все выходцы с Кавказа именовались именно так, не без доли неприязни, понятно, раз не пойми откуда вылезли, и всем тотчас завладели, а еще и своих понавезли. А уж когда вспомнили про жилье, отдаваемое прибывающим с Кавказа — получился небольшой погром. Хорошо еще вовремя остановленный милицией.

Итог оказался не в нашу с Олей пользу. На свадьбу пришлось истратить все талоны, но на рынке разжиться дополнительным куском не удалось. Все оно размазалось тонким слоем по магазинам. Торгашам пришлось искать новые способы добычи еды, а пока рынки пустовали. И нам пришлось заменить добротные вырезки и запеченую буженину на еще большее количество салатов и картошки, хоть с этим пока все оставалось в порядке. Да и с вином тоже, несмотря на антиалкогольную кампанию, у бутлегеров достали все необходимое. Заставили столы, заготовили побольше питья, чтоб не было заметно отсутствие яств, с тем и принялись ожидать срока.

А с утра пораньше, ибо договорились на полдень, вызвали такси, приоделись, прихорошились, переволновались, когда водитель со включенным счетчиком запоздал на полчаса, наматывая пару рублей. Загрузились и поехали. Потом, по прибытии, снова ждали, снова волновались, и еще больше нервировались видом пар разводящихся, стоявших хоть и в другую дверь, но в столь большом количестве, что очереди пересекались и дергали друг друга постоянно и по любому вопросу. Регистраторша, пожилая дама за шестьдесят с обилием колец на обоих руках, сразу видно, жизнь повидавшая, старалась как могла, отпуская новобрачных каждые четверть часа, ускоренным темпом, Меднельсон просто надрывался. Но приезжали блатные, от Иван Иванычей, которых надо вне очереди, и их пропихивали сквозь строй, подгоняя, и торопясь, исполняли обряды окольцовывания и росписи в гроссбухе — и опять и снова. Как у работников от такого шума-гама голова выдержала, не понимаю. Я сам уже начал терять остатки самообладания, особенно когда стоявшая перед нами молодая не выдержав, ударилась сперва в обморок, от духоты, а потом, когда ее в последний момент оттеснили от заветных дверей — уже в истерику.

Только часа в два, получив пожелания хранить верность, любить и здравствовать, но самое главное, приглашение в центр моды «Люкс» и талоны на водку и мясо — обретя друг друга официально, мы, наконец, выбрались из душных помещений. Оля переодеваться не стала, нас поджидал автобус, нанятый ее подружками у «Асбеста» — немолодой, в летах «ПАЗик», куда очень быстро уместились свидетели, гости и, понятно, брачующиеся— ибо холода в последние дни стояли нешуточные. Скандинавский антициклон подарил чистое голубое небо и мороз в семнадцать градусов, навалившийся еще со среды. И это после двух недель оттепели, так что улицы мгновенно превратились в каток, сколь бы много соли и песка на них не высыпали, знойкий ветер дул с севера, прогнав даже воспоминания о пяти-семи тепла. Хорошо, в салоне, стараниями добротной печки, установился теплый микроклимат — иначе до Шахт мы бы задубели основательно.

Саму свадьбу я помню плохо, как и большинство гостей, понятно. Хотя вроде не пил особо, но голова захмелела уже от сознания самого события, пусть и скомканного странной речью: «Объявляю вас мужем и женой и… следующий!». От того, что мечта, давно лелеемая, обрывавшаяся с минуты ссор и взлетавшая до небес при прощении, качавшаяся на весах, откладывавшаяся на месяц, неделю, день, наконец-то свершилась. Можно вздохнуть свободно, наслаждаться днями вдвоем, как летом, наслаждаться всем-всем, что имелось, что предстояло пережить, что так жаждалось пережить. Голова кружилась, ноги предательски дрожали. Но я перенес супругу, уже супругу, через порог, как положено — теперь не забыть тот же ритуал дома провести. Сели во главу стола, пили, целовались. Под конец, помню, когда уже большинство отключилось, кричал «горько!» себе сам, кажется, не отдавая в этом отчета.