Погода в наших краях испортилась еще с утра: весь день шел мелкий дождь, а к вечеру с океана принесло грозу с ураганным ветром, таким, что иногда мне казалось, что его порывами сорвет внешние ставни с окон. Ветвистые молнии резали серое, залитое дождем пространство над океаном напополам, раскаты грома заставляли дрожать стоявшие над каминной полкой высокие винные бокалы.
Оставшись один, я с трудом разжег камин в кабинете. Наклоняться было адски больно. Выпрямляясь, у меня потемнело в глазах и, схватившись за стол, я кое-как дополз до стоявшего у противоположной стены дивана. Найдя плед, я завернулся в него и вытянулся на животе, пытаясь унять дрожь и выровнять дыхание. Нигейр полоснул когтем-Легаротом по моей спине, оставив глубокую рваную рану, и прошил насквозь левое бедро. Раны сразу же обработали и наложили швы, но с тех пор у меня не было ни одной спокойной минуты, чтобы хотя бы отлежаться, не заставляя себя менять облик, и приходилось все время держать лицо, делая вид, что я бодр, энергичен и абсолютно уверен в том, что делаю.
Закрыв глаза, я вспомнил наш со Змеем бой. До сих пор у меня не было свободного времени, чтобы все хорошенько переварить и обдумать. Никогда раньше мне не приходилось сражаться с равными себе. Я знал, что поединки Вечных случались, и сам был свидетелем боя Гевора с Эрлен, тогда, после гибели Марты. Но они сражались в человеческом облике, обычным оружием, и только в конце оба трансформировались, а здесь… здесь дрались не люди, здесь столкнулись два бессмертных и могущественных существа, и слабый человеческий разум никак не мог примириться с этим. Сейчас, оглядываясь назад, мне становилось страшно и от собственной самонадеянности, и от той бешеной, неконтролируемой ярости, которую я увидел в глазах Нигейра. Для меня это было внове. Вечные, бывало, ненавидели друг друга, но это были отношения людей, а не божеств. Тут же… я не знал, кому принадлежала эта ярость — человеку по имени Саша или Вечному по имени Нигейр. Возможно, я нажил позавчера себе смертельного и опасного врага, и мое дальнейшее существование, и без того непростое, станет еще более неоднозначным.
Как же я устал… Лежа один в каменной башне, мучаясь дурнотой, болью, вздрагивая от наиболее свирепых порывов ветра, я старательно гнал от себя пустоту, от которой все чаще и чаще хотелось выть. Кошку мне, что ли, завести, с ней хоть поговорить можно… Придет, начнет мурлыкать, лапами топтаться… Не умею я, как многие из нас, наполнять окружающее меня пространство льстивыми словоблудами и расчетливыми красавицами с влажными от жадности глазами. Вороны всегда были одиночками. Вон, даже Западная Башня — самая большая из всех башен Ворона — не предназначена для содержания там свиты. Был бы здоров, отправился бы куда-нибудь в бордель, коих полно и в Ар Иллиме или в том же Элласаре, чтобы до тошноты, до отвращения к самому себе заглушить, залить эту пустоту чем попало. Или с Эйлой полетал. А тут даже этого не могу, сил нет.
В конце концов я провалился в мутный, неровный сон, в котором буря мешалась с то золотыми, то аспидно-черными петлями змея, яростно сверкали алмазные лезвия, прошивая меня насквозь и сбрасывая в холодный океан, в котором я захлебывался, судорожно пытаясь обернуться и вырваться из-под накатывающих на меня тяжелых ледяных волн.
Проснулся я от странного ощущения, что я в башне не один. Ветер бушевал уже не так сильно, за окном пламенел огненно-бордовый закат. Камин почти потух, и я, еле поднявшись, принялся снова его растапливать. Прислушавшись, я уловил, что там, на верхней площадке башни, кто-то есть. Какой сумасшедший решится лететь в такую погоду, да еще и на крыльях? Накинув плед, я потащился наверх, все отчетливее различая характерное шуршание ткани по камням. Выйдя на площадку, я с неожиданной радостью глотнул соленого влажного ветра, и, приободрившись, стал искать непрошеного гостя.
О боже… Как она вообще долетела, с порванными-то крыльями?
Я помог ей расстегнуть фиксаторы и стал стаскивать с нее тяжелую перекошенную ветром раму. Ткань крыльев была надорвана в двух местах вдоль боковых направляющих — типичный погодный разрыв. Хорошо еще, она сама почти не пострадала, только ободрала ладони о верхний парапет башни при посадке.
— Кто ж летает в такую грозу? — упрекнул я ее, пропуская вперед и показывая, куда спускаться. — Так же убиться недолго.
— А в Альбре никакой грозы нет, — возразила Юлька, слегка задыхаясь и вытирая ладошкой мокрое лицо. — Хотя видно, что была. Да и тут тоже. Ушла дальше, видимо. Ветер — да, сильный, но только на побережье, там, над городом, поспокойнее. Я и не думала, что тут такие порывы… Когда начало швырять, до башни уже было ближе, чем до города.
— Здесь всегда ветра, — возразил я. — Крылатому на башню очень непросто сесть…Тут и виммы неопытным пилотам лучше подальше оставлять.
— Я думала, что не долечу, — призналась она, ежась в насквозь промокшей одежде — от здешней непогоды ее не спас даже полетный костюм. — Тут-то меня и нашли бы.