– Что?! Откуда он знает, где ты живёшь?!
– Я ему сказала. Попросила его, чтобы принёс все эти цветы.
Во всяком случае, теперь мне стало ясно, зачем вчера Ниязи хотел остаться один.
– Так зачем тут стоят все эти цветы и висит моя фотка? – дружелюбно спросил я.
– Не знаю… Я не знаю зачем. Правда, я не помню. Почему я это сделала?!
Сайка начала метаться по комнате, выдёргивая букеты из ваз, осыпая брызгами полированное дерево, а потом резко остановилась и, к моему ужасу, заплакала.
Обнимая её, гладя по волосам, я пытался вспомнить, когда в последний раз видел её весёлой, а не проливающей потоки слёз. Ещё немного – и она будет ассоциироваться у меня исключительно с бумажными носовыми платками. Я вспомнил девушку, с которой встречался до Сайки. Лишь раз я видел её плачущей, и это выглядело… привлекательно. Плакала она совершенно беззвучно и неподвижно, и только слёзы катились из глаз, как у статуи святой, решившей явить людям чудо. Сайка же плакала всеми отверстиями своего лица, множа вокруг себя мокрые белые комки салфеток, которые приходилось потом подбирать в основном мне, и сопровождала это всё весьма раздражающей вокализацией.
– Ну ладно, ты просто запуталась, – сказал я и тут же выложил свой козырь: – Ты знаешь, нашу группу пригласили выступать в «Энергетике».
– Ты врёшь?
– Нет. Джонни мне сказал, что Мика уже поехал договариваться.
– Я буду выступать в «Энергетике»?! – завизжала Сайка и схватилась за телефон. Наверное, решила похвастаться заранее в соцсетях, чего, как известно, делать не следует.
– Ты не наградишь гонца, принёсшего тебе добрую весть? – Я осторожно чмокнул Сайку сзади в шею, но ожидаемого результата не добился, она выскользнула из моих рук, не отрывая пальцев от экрана телефона, и, кажется, вовсе забыла о моём присутствии.
– Хоть чаю мне предложила бы, – метнул я упрёк в её спину.
– Да, сейчас, – сказала она, вероятнее всего, не услышав моей просьбы.
Я отошёл к окну. Подступы к нему закрывала кружевная занавеска, такая широкая, что, пытаясь отодвинуть её, я запутался в липкой ткани, как в саване, и чуть не задушил себя. Преодолев приступ паники, я всё же нашёл выход к окну, из которого открывался вид на серые многоэтажки, беспорядочно громоздящиеся в пространстве. Обычно поглядеть в окно всегда бывает очень утешительно, но только не в таких местах, как это. На проспекте даже не росло ни одного дерева.
Повернувшись к квартире передом, а к городу задом, я увидел, что Сайка сидит на диване, задумчиво листая что-то в телефоне, и даже не думает ставить чайник. Цветы так и остались лежать разбросанными по комнате.
– И что там такого более интересного, чем я?
Она вздрогнула и посмотрела на меня с таким удивлением, что я сказал:
– Да, я всё ещё здесь, и нет, я не вышел через окно.
– Там про тебя пишут, – взяла себя в руки Сайка и зачем-то помахала телефоном в воздухе, как будто я ей не верил. – Типа какой ты был талантливый, и жалко, что раньше про тебя никто не знал. – Она обняла большую подушку в гобеленовой наволочке и начала раскачиваться в такт неслышимой музыке. – Я никого никогда не полюблю так, как тебя.
Мне стало очень неуютно. Никогда ещё её признания в любви не звучали так искренне, и вместе с тем никогда ещё они меня так не пугали.
– Расскажи мне, что с тобой происходит в последнее время? – Я присел на диван и обнял Сайку. Но она только прижалась ко мне, закрыв глаза, и не произнесла ни слова. Почувствовала ли она ледяную тень расставания, нависшую над нами, словно Вечность, так же, как чувствовал её я с тех самых пор, как началась эта история? Может быть, подумал я, она просто не в состоянии объяснить свои чувства. Не каждый умеет это делать, а моя бедная Саялы никогда не отличалась красноречием. Нельзя ожидать его от человека, у которого дома нет ни одной книги. Помню, как меня это поразило, когда я попал к ней домой в первый раз.
– Сайка, – сказал я ей, – разве твой отец не работает в Министерстве культуры? Почему у вас нет книг?
Тогда она ответила: