Не спи под инжировым деревом

– Ой, не знаю… не нравится мне всё это. Вечно эти твои бредовые затеи. – Она ломалась, как некоторые из её клиентов. Я наслаждался иронией момента – она сама сейчас оказалась в шкуре этих несчастных. Вообще-то мама, несмотря на всю её кажущуюся склонность к доминированию, на самом деле является преданным рабом меня и Зарифы. На любую нашу просьбу она неизменно отвечает криком и возражениями, заканчивающимися словами «Иди к чёрту, ничего я не буду делать!», после чего просьба смиренно исполняется в наилучшем виде. Так что и в этом случае надо было просто немного уломать её.

– Ну давай, решайся! У нас есть сделка, – давил я на маму, разумеется, не собираясь ни на ком жениться. В ближайшие десять лет.

– Ой… Мучаете вы с сестрой меня. Ладно!

– Вот и славно. Скоро тебе начнут звонить, не разочаруй их.

– Но они же захотят прийти на похороны. – Мама продемонстрировала поразительную дальновидность. Этого момента я, признаться, не учёл совсем.

– Ну… ты говори им, что из-за бюрократических э-э-э… проволочек тело пока не выдали. Самоубийство, полиция расследует, то-сё. Не до похорон нам. Да. А потом что-нибудь придумаем.

– Похороним мешок камней? – желчно спросила Зарифа, выползая из своего обклеенного портретами актёра-вампира логова на запах еды.

– Там видно будет. – На самом деле я подумал, что, может быть, Ниязи всё предусмотрел.

Глава вторая Похороны

Ниязи, живущий таинственной жизнью, был настолько занят, что аудиенцию мне назначил прямо в метро. Я сказал – нет, не полезу в эти подземелья, полные гоблинов. Он удивился, ведь я не девушка, чего мне бояться в метро? Почему-то меня не покидает стойкое убеждение: как только человек допускает для себя возможность использования общественного транспорта, его жизнь начинает катиться в пропасть нищеты и тяжёлого ежедневного труда (хотя умом я понимаю, что связь здесь как раз обратная, а порою и вовсе никакой связи). Но перед глазами у меня пример Зарифы, которая вскакивает каждое утро, словно дозорный, проспавший наступление вражеских войск, а возвращается, как после тяжёлого боя. Когда она рассказывает об увиденном в метро, я каждый раз удивляюсь, как это она не вышла оттуда с поседевшими волосами.

Но Ниязи убедил меня, что другого случая встретиться нам в ближайшее время не представится, а предсмертное письмо ему нужно немедленно. Пришлось мне собрать всё своё мужество и приготовиться к спуску. Возле станции метро я постарался принять самую аэродинамическую из всех доступных моему телу форм, чтобы как можно быстрее и безболезненнее маневрировать в толпе. Толпа была чёрной и состояла в основном из молодых мужчин – если так можно назвать чёрных, маленьких, скрюченных существ, похожих на муравьёв, попавших под лазерный обстрел лупой. Я бы с удовольствием натянул на голову капюшон, но, к несчастью, всё ещё было лето. Точнее, оно только начиналось.

Удивительно, но Ниязи явился вовремя, хотя, когда он сказал «шесть часов», я был уверен, что он имеет в виду азербайджанские шесть часов, то есть шесть сорок пять, и даже заранее ругал себя за то, что припёрся слишком рано. Он подошёл ко мне, неся под мышкой костыли.

– Это зачем тебе? – Я кивнул на костыли.

– Это реквизит, – сказал Ниязи.

– Ты что, в театре играть собираешься?

– Ах, друг мой, разве ты не знаешь, что весь мир – театр? – Ниязи рассмеялся приятным смехом уверенного в себе человека, разгадавшего все тайны мирозданья.

Меня пожирало любопытство, но я не стал допытываться. В конце концов, может быть, костыли понадобились его тяжело больной бабушке и он не хочет об этом говорить? Я отдал ему письмо, не без вдохновения сочинённое после удачной беседы с мамой, и надеялся улизнуть, но Ниязи захотел обсудить со мной детали.

Мы спустились в подземное царство, в детстве казавшееся мне таким таинственным. Как и многие люди, я люблю запах метро.

У подножья эскалатора Ниязи опёрся на костыли, принял жалкий вид и побрёл к ближайшему вагону. Я был так ошеломлён, что затормозил, не зная, идти мне за ним, или у него какие-то другие планы насчёт этого вагона. Может, решил милостыню пособирать? Мой товарищ по заговору обернулся и прошипел:

– Давай залезай, а то останешься здесь один.

Я начал поспешно продираться сквозь поток людей, рвущийся из дверей. Следуя букве закона джунглей, я не давал пощады никому, так же как никто не давал пощады бедняжке-инвалиду Ниязи, который орудовал костылями, как заправский мастер по бодзюцу[12]; его противники даже не понимали, откуда прилетел удар и как они оказались совсем не в той точке пространства, в какую планировали попасть. Только благодаря чуду мы проникли в вагон раньше, чем нас расплющило дверьми, и поезд тронулся. Словно коршун, Ниязи высматривал свободное место, пока кто-то из совестливых пассажиров не прогнулся под его укоризненно-агрессивным взглядом и не уступил ему место. Мне же осталось только нависнуть сверху, путаясь ногами в костылях, которые он демонстративно протянул поперёк прохода.

– Еду с тобой только одну остановку, – предупредил я его.