Возле стены на лежанке сидит его мать. Волевой подбородок гордо поднят вверх. Темные волосы сплошь пронизаны серебряными нитями. И как раньше он не замечал того, что его мать стареет? Для него она всегда была частью дворца. Он никогда не рассматривал ее как женщину, а только как неотъемлемый атрибут его жизни, который должен служить ему верой и правдой, потому как от счастья Повелителя зависит и счастье ее самой. И вот теперь он смотрит на эту женщину и понимает, что где-то ошибся, где-то допустил промах. Его же мать идет против него. И лишает его возможности освободить не только тело, но и душу от проклятия.
– Зачем? – единственный вопрос, который он хотел ей задать сразу, как только узнал, что мать пыталась отравить Хельгу, но вовремя решил подождать с этим, побоявшись, что не сможет сдержать свой гнев, что обрушит его со всей мощью на голову этой бедной женщины.
Амин, его преданный Амин, как всегда, остудил его пыл, помог принять правильное решение, и вот теперь шейх-вайлидэ томится в темнице.
– Ты меня разочаровал, – коротко ответила она. И этим ответом ввела в ступор Хамаса.
– Очень интересно послушать твою версию происходящего, – Шейх сел на стул, что стоял поодаль от лежанки, сцепил руки в замок. Не хотел, чтобы мать видела, как его трясет от холодного безразличия женщины к тому, что она сделала.
Пустой взгляд шейх-вайлидэ был устремлен в холодную каменную стену. Она будто ушла в себя. Копается, вспоминает прошлое.
Хамас в нетерпении дернулся телом, хотел окликнуть мать.
– Ты похож на своего отца, – проговорила она, видимо почувствовав движение эмоций на тонком плане. – Такой же нетерпеливый, – женщина посмотрела бесцветными глазами на Хамаса, он отшатнулся. – Непривычно видеть меня такой, да? – вопрос, на который она и сама знала ответ. – Пришлось пожертвовать временем своей жизни для того, чтобы сварить зелье для твоей игбал.
– Хадин, – поправил Хамас.
– Игбал, – тут же оборвала женщина и повторила то, что ранее говорила Хельге: – Для того, чтобы стать хадин, она должна родить первенца.
В ее словах был скрытый смысл, и его Хамас уловил внутренним чутьем.
– Что ты сделала? – он все же подступился к матери.
– Тебе меня не запугать, Хамас, – ухмыльнулась женщина. – Я тебя не боюсь, так что можешь не стараться. Я уже давно готова отправиться к предкам, и пусть это будет не в моей родной обители, откуда меня увез твой отец, но я верю в то, что на родную землю мой прах унесет Аргест26. Рожая тебя, не думала, что мой сын пойдет против матери, променяв на рабыню, – взгляд немигающих глаз застыл на лице Шейха. – Но видимо, моей надежде не суждено сбыться. Тебя уже околдовала безродная нимфа, точь-в-точь как твоего отца, – ее голос дрогнул, видимо, не такие уж и приятные воспоминания посетили ее голову. – Променять Халису, дочь Шейха, на дриаду, от которой и проку-то никакого нет. Одни разочарования, – проговорила она, а Хамас до хруста в костях сжал пальцы.
– Это не тебе решать, женщина, – он все же не сдержался и встал со стула. – И кстати, только лишь благодаря этой безродной нимфе ты сейчас жива, но если твои речи и дальше будут содержать столько яда, не могу обещать, что в следующий раз сдержусь, – он стукнул по лежанке, на которой восседала женщина, с такой силой, что та хрустнула.
Шейх-вайлидэ даже не шелохнулась и не отвела взгляда, чем еще больше разозлила Хамаса. Ярость волной прокатилась по телу и осела в пульсирующем негодованием мозге.
Сейчас Хамаса не могло остановить даже то, что перед ним сидит его мать. Он взял женщину за горло и надавил, почувствовал, как под пальцами запульсировала от напряжения вена. Боится.
– Сегодня тебя переведут в башню.
Ее глаза наконец-то приобрели более живой оттенок, а во взгляде появилась живая искра.
– Ты не посмеешь, – прохрипела она.
Хамас хищно улыбнулся и выпустил женщину. Оставлять безнаказанным то, что мать пошла против него, Шейх не собирался. Даже мольбы хадин пощадить женщину никак не повлияли бы на его решение. Придя сюда, он лишь хотел убедиться в том, что не сделает ошибку. Убедился. Не сделает. Эта женщина заслужила кару, но пусть она ее исполнит сама, если посчитает, что при жизни натворила много зла.
Хамас еще раз взглянул на шейх-вайлидэ и вышел за дверь.
– Не смей так поступать с матерью! – послышался леденящий сердце предсмертный крик женщины, но Шейх, не останавливаясь, пошел к выходу.
– Закрой камеру, – он бросил охраннику ключи.
Тот уже распахнул дверь, ведущую вон из подземелья.
– Да, Господин, – склонился он в почтенном поклоне.