( Не)прошедшая отбор

– Забегу, - помертвевшим голосом сказала я, чувствуя, словно проваливаюсь в какую-то трясину. Как будто что-то хорошее, доброе, сулящее счастье, и бывшее рядом, стало совсем далеким и недоступным.

Около калитки мой отец и Глеб на прощанье очень душевно спели еще три куплета песни про кочегара, потом обнялись, расцеловались и подружка потянула его за рукав.

– Во такой парень! – чуть ли не прослезился папа. – Во такой! Нечего ему там в телевизоре делать, пусть к нам переезжает. Я с мужиками поговорю, на трактор его устроим. Заживет в Ларюшино припеваючи.

Я была с ним полностью согласна. Проводила взглядом, как Оля уводит парня, к которому рвалась всей своей душой, и убежала в дом.

Пересматривать фотографии Глеба Рудного и рыдать.

ГЛАВА 10

ГЛАВА 10

Оля встретила меня в алом шелковом халате. Подруга была так поглощена собой, что не заметила ни моего опухшего лица, ни заплаканных глаз. Судя по тому, как сыто, довольно она улыбалась, ей было, что рассказать. А я уже загодя боялась этого.

– Ну что, давай стихотворение, подправлю там рифму, где нужно, - обыденным тоном сказала.

Олька сунула мне альбом, который мы оформляли вместе – писали в нем красивые стихи о любви. Не обязательно свои – какие найдем. И рисовали всякие рисунки - розы, сердечки...

– Что сегодня ночью было, Ульяна, что было! - не выдержала Оля.

Моя рука над стихом дрогнула.

– Что?

– А вот что!

Ларичева распахнула халат, продемонстрировав на шее несколько небольших темно-алых синяков.

– Тебя кто-то ударил? – ахнула я.

– Ну ты дурочка, - Оля весело засмеялась и пропела, - Сего-о-одня это наконец произошло… Я сделала все-е-е, чтобы он запомнил эту ночь надо-о-лго. Теперь он будем мо-о-о-им и ничьим бо-о-ольше. А все девки пусть ло-о-о-окти кусают от зависти… Возмо-о-жно, я даже беременная, и он сразу на мне же-е-енится! И я бо-о-ольше никогда не приеду в это проклятое Ларю-ю-юшино!

Она открыла галерею своего телефона и показала мне фотки.

Селфи, на которых были изображены она и Глеб. Полуобнаженные. В одной постели.

– Сегодня выложу это в интерне-е-ет, - пропела Ольга. – И Глеб Рудной у меня в кармане!

Я склонила голову к страницам альбома, занавесив волосами лицо. В горле встал ком, а к ресницам подступили горькие слезы.

Он назвал меня Бэмби и сказал пару ласковых слов, а я уже растаяла, представляя наше совместное будущее? Смотрел по-особенному, как мне показалось… Показалось, разумеется, показалось!

– Уль, а ты что расстроилась так, я что-то не поняла? – выгнула выщипанные брови Оля. – Нет бы порадоваться за подругу, а ты сидишь с таким лицом, точно кто-то умер. Ты что, в него, в Глеба, влюбилась?

Я молчала, еще ниже склонив голову, и глотала соленые слезы.

– Ах, Уленька, какая же ты фантазерка, - весело засмеялась подруга. – Глеб – медийная личность, два миллиона подписчиков в инстаграме! Где он, а где ты, ты об этом подумала вообще? Не ты первая, не ты последняя – в Рудного полстраны влюблено. Оставь свои пустые надежды. Мне правда не хочется, чтобы ты страдала…

Она права, а я… Напридумывала себе, жалкая мечтательница! Оля, конечно, ему больше подходит. Яркая, уверенная в себе – она почти стала победительницей шоу, остался всего один этап голосования и финал. У нее самой, как она хвасталась, было уже двадцать тысяч подписчиков, все только ее и обсуждали, а недавно ей позвонили с первого канала и пригласили на передачу «Вечерний Ургант». Оля уже была частью той жизни, неведомой жизни популярного человека, которой жил Глеб Рудной.

Мне там места, конечно же, не было.

– Ничего я в Глеба не влюбилась, ерунда какая-то… – дрожащим голосом сказала я. – Я дома стихи поправлю, хорошо?

Пусть! Пусть мне больно, но, раз уж я пообещала, нужно выполнить обещание.

– Только до вечера занеси, а то завтра уже начинается съемка последнего этапа, - зевнула Оля. – И, кстати, мне маникюр надо будет переделать, я на днях забегу.

– Но мы же недавно делали, ногти даже не отросли еще, - удивилась я.

– Мне красное покрытие надо, под платье. В финале у меня будет красное платье, - сказала подруга с восторгом. – Кстати, ты приходи на финал, они в шатре будут его снимать! Вообще всех деревенских позовут и переоденут, для антуража. Там есть момент, когда я буду всех благодарить. Могу сказать, что ты - моя маникюрша. Может, тебе парочка заказов упадет. Классно было бы, да?

Дома я с грехом пополам отредактировала стихотворение, заменив кое-где рифмы на более удачные. Далось мне это с трудом, и только ответственность помогла справиться с задачей. На глаза то и дело набегали слезы, застилая своей противной пеленой все вокруг.

Хуже всего было то, что Варя постоянно крутилась рядом, заглядывала мне за плечо и высмеивала то, что я писала.

– Ой, не могу, стишок про любовь барина и крестьянки, - закатывала глаза она. – Более идиотской рифмы к слову «земля», чем «фата», придумать сложно.

Это стало последней каплей. Я не выдержала.

Двигаясь, будто на автомате, налила в стеклянную банку свежих щей, отрезала ломоть хлеба, упаковала картошку с мясом, огурцы, помидоры и молоко.