— Неа… — Спекулянтка встрепенулась. — Ваша правда, товарищ! Их всех обыскать надо! Пускай ваш азият всех общупает!
— Товарищ? — Господин посмотрел на Масу, будто ожидая и от него какой-нибудь фантазийной выходки. Маса тоже глядел на господина во все глаза. И вдруг с силой ущипнул себя за толстую щеку: испугался, что, может, это он уснул и пробуждение Фандорина ему примерещилось?
Эраст Петрович сам себе кивнул, словно соглашаясь подчиняться правилам причудливого сновидения.
— Обыскивать мы никого не будем. У нас нет на это полномочий от судебной инстанции. К тому же среди присутствующих барышня. Но против дистанционного досмотра никто, надеюсь, возражать не будет?
— Против чего? — подозрительно спросил матрос.
Яша сказал:
— Шмонать себя не дам ни по-какому. Без мандата — хрен.
Маса встал, внимательно посмотрел на того и на другого. Возражений больше не было.
— Все согласны, господин.
— Прекрасно. Надеюсь, мой ферроаттрактор при тебе?
— Конечно. Он всегда со мной, — ответил Маса без колебаний, но сильно забеспокоился. Он понятия не имел, что такое ферро…трактор, но подрывать надежду умственно зыбкого человека было никак нельзя.
— Что это — ферроаттрактор? — спросил гимназист.
— Очень сильный магнит. Он бывает нужен в расследованиях, когда на месте преступления требуется найти какие-то мелкие металлические предметы — например, пистолетную гильзу. Сейчас мой ассистент проведет ферроаттрактором по одежде всех присутствующих, не касаясь тела. Если кто-то спрятал на себе 400 грамм железных иголок, они зазвенят. Маса, покажи, как это работает. Начни с меня, чтобы никому не было обидно.
Взгляд господина, устремленный на японца, был несколько мутен, но тверд. Маса немного подумал и торжественно извлек из-за пазухи брусок размером с два спичечных коробка, бережно завернутый в тряпицу.
Поднял, показал всем. Стал водить рукой вокруг Фандорина. Вдруг рука словно сама собой дернулась и прилипла к нагрудному карману куртки, видневшейся через раздвинутое покрывало. Японец вынул оттуда металлическую расческу, которой ежедневно восстанавливал фандоринекий пробор.
— Теперь ты.
У Масы брусок сначала присосался к груди — японец вытащил и показал всем, но прежде всего священнику, нательный крестик, объяснив:
— Я в крещении раб божий Масаил.
Потом чуткий прибор потянулся вниз, к сапогу. Под голенищем оказалась бритва. Ею Маса по утрам брил господина, а один раз, недавно, на ночной улице, зарезал глупого налетчика.
— Наука, — уважительно молвил батюшка. — Ну-ка, а меня испытайте.
— Ой, что это? — внезапно воскликнул гимназист. — Вот, смотрите.
Он присел на корточки, утонув в тени — свет лампы так далеко вниз не доставал.
— Что это вы башмаком прикрываете? Отодвиньте ногу, — сказал гимназист девке и выпрямился. В руке у него был мешочек с иголками.
— Мой! Мой! — завопила тетка, вскакивая. — Целы, целы родименькие! Уууу!
Примечательно, что рыдать она не перестала, просто плач из горестного стал радостным. Сразу же, еще не отрадовавшись, она влепила соседке затрещину.
— Паскуда! Воровка! Зенки бесстыжие! Рядом сидела, прикидывалась!
— Я не брала! Ей же боженьки! Не брала я, тетечка!
И тоже заплаката.
— Стыдно, молодой человек, — морщась от шума, обратился Фандорин к гимназисту. — У вас повадки профессионального вора. Мало того, что украли, так еще сваливаете на невинную барышню. Если б это был не сон, я бы сдал вас на ближайшей остановке станционному городовому.
— Го…городовому? — пролепетал юнец. — Станционному? Господи, ничего бы не пожалел, только бы вернулись городовые. Господи, учиться в гимназии, не трястись в этих жутких поездах, не лазить по карманам…
И тоже заплакал.
Как же я сам не сообразил, укорил себя Маса. Это профессиональный
Но всё это было совершенно неважно.
— Какое счастье! — всхлипнул Маса, утирая слезы и пряча шмат сала обратно в карман. — Господин, вы не идиот!
Теперь рыдала половина купе — и счастливая тетка, и «невинная барышня», и вор, и Маса. Прочувствованно сопел и попик, порываясь что-то сказать, но на него никто не смотрел.
— Благодарю за лестное мнение, — пробормотал Эраст Петрович. — Иголки нашлись, но тише не стало. Мне надоел этот сон. Пусть следующий будет лучше…
И закрыл глаза, и обмяк, и сонно задышал — но не так, как прежде, еле слышно, а глубоко и размеренно.
— Вот вы сомневались, — наконец пробился через шум батюшка, — а я вам говорил: во времена многих ужасов много и чудес. Только надо знать, кому и о чем молиться. Об облегчении душевноскорбных — только Заступнице. Будете еше маловерствовать, сын мой?