Не прощаюсь

– Эй, Невский! – крикнул он, выпуская фандоринскую руку и сбегая вниз. – Давай сюда!

Актер подошел, с любопытством посматривая на Эраста Петровича. Ухмыльнулся:

– Я гляжу, вы стали неразлучны. Как Дон Кихот… с еще одним Дон Кихотом.

– Где Жохов? Ты с ним разговаривал. Давно расстались?

– Минут пять. Может, десять. Он сказал, что пойдет, сдаст в казну какой-то конфискат. А что?

– В казну?

Воля кинулся обратно по лестнице, на второй этаж. Развернулся и Фандорин. Он изобрел новый способ подъема. Трость просунул в пуговичную петлю, чтобы освободить руку. Брался за перила, рывком переставлял сразу обе ноги, перекидывал руки выше, опять прыгал. Так получалось быстрее.

Невский шел рядом.

– Что это с нашим Бакуниным? Никогда его таким не видел.

Ответить Эраст Петрович не мог, его зубы были стиснуты.

По длинному коридору он двинулся вскачь: одной рукой обхватил Невского за плечо, другой опирался на палку.

Завернули за угол.

Воля стоял, схватившись за голову. На полу, под нарисованной бабой, в луже крови лежал человек. Это был давешний часовой, Козлов. Точно такой же удар в висок, как в Петроверигском переулке, еще издали определил Фандорин.

Дверь была приоткрыта, в стороне валялся сбитый замок.

– О, что за бойня здесь! – продекламировал актер слова принца Фортинбраса и, оставив инвалида, побежал вперед. – Никак нас грабанули? Экспроприировали экспроприаторов? Ловко!

Они вошли в казну втроем. Серебряная посуда и прочие громоздкие вещи остались на месте, но мелкие ювелирные изделия исчезли.

Белый от ярости Воля выдернул из футляра «маузер» и стал палить в потолок.

Через минуту комната и коридор наполнились сбежавшимися на выстрелы людьми. Вперед протиснулся Джики.

– Оцепление по всему периметру, – приказал артельщик. – Ищем Жохова.

Все разом загудели: «Жохов, где Жохов, кто видел Жохова?»

– Жохов на задний двор выходил, – сказал кто-то.

Всей толпой побежали туда.

Во дворе, где проходило собрание, было темно и пусто. Асфальт с канализационным люком посередине, железные прутья ограды – и больше ничего.

– Ушел, сволоч! – обернулся к артельщику Джики. – Пэрэлэз и ушел. Тепэр не найдешь.

Пока все шумели, обсуждая случившееся, Эраст Петрович прошелся по двору, постоял у ограды, потом присел на корточки у железной крышки колодца.

Вернулся.

– Прикажите обыскать этого человека, – сказал он артельщику, показывая на актера. – Вы сами себя выдали, Невский. Мы знаем только с ваших слов, что Жохов собирался идти в казну. Зачем бы он стал вам про это говорить, если собирался совершить ограбление?

Стало тихо.

– Вы рехнулись, калека? – ошеломленно произнес Невский. – Арон, это провокатор. Хочет, чтобы мы перегрызлись между собой. Ты знаешь, чем он при царе занимался? Он сыщик, полицейская ищейка!

– Э, пагады, – повернулся к нему Джики. – Ты мне говорыл – он болшевистская ищейка.

Невский открыл рот – и ничего не сказал.

– Это страшное обвинение. – Воля глядел Фандорину в глаза. – У тебя есть доказательства?

– Обыщите его – найдутся.

– Это мой брат. Я не стану унижать его обыском без достаточных оснований.

– Основание там, – показал Эраст Петрович на канализационный люк. – Труп Жохова. Я видел на асфальте несколько капель крови. Уверен, что метод убийства окажется тот же – удар кастетом. Господин Джики, приглядите за господином Невским, чтоб не сбежал.

Воля кивнул грузину. Тот полуобнял артиста за талию.

– Если Жохова там нэту, я инвалида самого в колодэц спущу. Обэщаю, – успокоил он Невского.

Актера эти слова, однако, не успокоили. Он облизнул сухие губы, оглянулся. Сзади плотно стояли анархисты.

– Есть! Лежит внизу кто-то! – закричали с середины двора, светя фонарем в люк.

– Обыскать! – приказал артельщик.

Из карманов Невского достали золотые броши, серьги, несколько колец с камнями. Кастет. Накладную бороду.

– Гадина, – сказал Воля. – Судить будем прямо здесь и сейчас. Нашим братским судом.

Братский суд

Не уверенный в сообразительности «присяжных», Эраст Петрович повторил основные тезисы своей обвинительной речи еще раз, теперь коротко: