Не придумал (СИ)

— Всегда одно и то же с тобой… — доносилось буйство пошатнувшегося гормонального фона Алисы, преобразованного голосовым аппаратом в слова.

 

Герой, ища моральной поддержки, обратил свой взор к «красному углу», который отличался от каноничного тем, что вместо сюжетов о принимающем физические муки мужчине, являл портреты Адольфа Гитлера. Алоизыч был неутешительно затемнён падающими сквозь оконный проём лучами пробуждающегося Солнца. Пессимистическое мироощущение Дойчлянда из двух мистических посланий выбрало негативное.

 

В ящиках торжествовал беспорядок. Пальцы выхватывали полупустые упаковки от сигарет, ощупывали потрёпанные советские монеты, не столько больно, сколько обидно укалывались о булавки, скользили по вазелиновой глади наполненных спермой презервативов, которые Дойч принципиально не использовал и оттого удивлялся их наличию в своём комоде, всегда запертом на замок. Сердце неприятно забилось, когда глаза переконвертировали во флэшбеки корявую надпись зелёным маркером на зиплоке: «ДМТ не НАДО», с характерно маленькой частицей «не».

 

Попускаться было нечем. Даже дежурный кропалик «твёрдого» куда-то подевался. Встреча с недрами ящиков оставила больше вопросов, чем того бы хотелось.

 

— Шустрые кончились, — несколько безжизненно продекламировал Дойч.

 

Облачённая в верхнюю одежду Алиса гневно взглянула на героя из проёма межкомнатной двери и пошла к выходу.

 

— Алё, Штопор, у тебя есть… — успело донестись до ушей Дойча, пока его любимая не хлопнула входной дверью.

 

«Штопор?» — удивился он.

 

Охуевая от окружающего цирка, силясь держать под контролем поехавшие по пизде гормоны, Дойч пошёл на кухню, безразлично взглянул на росшую в сковороде плесень, за право на жизнь которой он ещё вчера стойко воевал со своей матерью, достал из морозилки дорогую водку, подрезанную из супермаркета накануне, и ёбнул «сотку». Пора было идти травить тараканов.

 

Ещё в юности Дойчлянда впечатлила профессия дезинсектора. Он узнал о ней из прозы Уильяма Берроуза. Тем не менее борьба с насекомыми не была его призванием. У него вообще не было никакого коммерческого призвания. Он умел только гореть.

 

Тёплые солнечные лучи протискивались через хмурые мохнатые брови петербуржских облаков. Этого было достаточно, чтобы улицы наполнились щебетанием птиц, а досадная необходимость ходить на работу не так сильно угнетала Дойча. Банка «Охоты» качнула, наконец, весы внутреннего настроения, приводя самочувствие к какому-то подобию баланса.