Не прячьте ваши денежки

Как и следовало ожидать, тактика допроса, применяемая Ишановым, была крайне агрессивной. На меня обрушивались вопрос за вопросом, его помощница строчила в блокноте, как безумная, Дуболом всем своим видом давал понять, что не верит ни единому моему слову. Вероятно, его нахрапистость и беспардонность имели какой-то смысл. Может быть, свидетели, выведенные из себя манерами Дуболома, начинали нервничать и говорили больше, чем собирались. Не знаю. Знаю только, что со мной этот номер не прошел. Из нежелания попасть за решетку за оскорбление стража закона, находящегося при исполнении служебных обязанностей, я отвечала так коротко и невыразительно, как мог бы отвечать на вопросы назойливого ребенка терпеливый взрослый, увлеченный интересной книгой. Это, естественно, бесило Ишанова, но меня его бешенство не раздражало. Напротив, я испытывала глубокое удовлетворение от мысли, что сумела поквитаться с грубияном, не прибегая к его хамским методам.

Когда провалились энергичные попытки смутить меня вопросами биографического плана и внушить мне, что я была знакома с убитой гораздо ближе, чем пытаюсь представить, Дуболом перешел непосредственно к событиям этого вечера. Я скупо проинформировала его о цели устроенного Вероникой приема и коротко описала, как проходила вечеринка. Ишанов забрасывал меня вопросами со скорострельностью автомата, но так и не добился путаницы в моих показаниях.

— Это вы первая обнаружили тело? — выстрелил он в очередной раз.

— Нет.

— Нет? — Дуболом высоко вскинул лохматые пегие брови.

— Нет.

— Минуточку! — торжествующе завопил он, выхватывая у помощницы блокнот. — А вот свидетель Евгений Лазорев утверждает, что тревогу подняли вы.

— Он ошибается.

— Как так? Объяснитесь!

— Я была в ванной, когда услышала женский крик, и бросилась в спальню. Если вы обратили внимание, дверь ванной и спальни отделяют два шага, поэтому я оказалась на месте раньше других. Остальные вбежали в комнату через несколько секунд и увидели, что я сижу на коленях в двух шагах от мертвой девушки. Естественно, они подумали, что слышали мой крик. Но на самом деле кричала Вероника. Просто она стояла в стороне, у окна, а в комнате было довольно темно. Я тоже сначала ее не заметила.

— То есть она уже была в комнате, когда вы вбежали? — уточнил Дуболом.

— Да, — невозмутимо ответила я, игнорируя его скепсис. — И кричала она. Я узнала ее голос. И вид женской фигуры на полу в буквальном смысле меня подкосил. Да еще в платье Вероники… В первую минуту я была уверена, что это моя кузина…

— Что значит: «в платье Вероники»? — перебил меня Ишанов. — Вы хотите сказать, что на убитой Людмиле Прокофьевой надето платье, принадлежащее Веронике Шеповаловой?

— Я не знаю точно, кому принадлежит платье. До сегодняшнего вечера я его ни разу не видела. Но сегодня в нем играла Вероника.

— Играла? — переспросил Дуболом, хмурясь. — Ах, да, в этом вашем спектакле!

— Да, это костюм доньи Марии, Вероникиной героини.

— Итак, вы увидели на полу тело в платье, которое до того было на вашей, с позволения сказать, сестре, и решили, что это она. Что произошло потом?

— Потом в спальню вбежали другие…

— Кто именно, в каком порядке?

— Не помню. Я не очень хорошо соображала, да и освещение в комнате оставляло желать лучшего.

— Через какую дверь они вбежали?

— По-моему, через обе. Да, через обе. Они заслонили от меня тело, я подняла голову и на фоне окна увидела Веронику. Я не поверила собственным глазам. Растолкала тех, кто стоял на пути, пробралась к телу… К тому времени его уже перевернули лицом вверх, и я увидела, что это Людмила.

Понукаемая Дуболомом, я честно рассказала, как мы в течение нескольких минут бессмысленно таращились на убитую, как Сурен стянул с ее шеи темный лоскут и объявил, что Людмила задушена, как Евгений, буравя нас страшным взглядом, пожелал узнать, кто это сделал, а я предложила вызвать милицию. И обо всем, что произошло потом вплоть до приезда оперативников и криминалистов. Ишанов больше не пытался поймать меня на лжи — наверное, решил, что ему будет проще сделать это, опросив остальных свидетелей. Во всяком случае, рассказав все, что сумела припомнить, я получила разрешение вернуться в гостиную.

— Попросите сюда Оганесяна, — распорядился напоследок Дуболом.

Нас допрашивали часа два. Каждый из присутствующих по очереди уединялся с Ишановым и его стенографисткой, а остальных Полевичек, ловко пресекая разговоры на единственную интересующую нас тему, развлекал светской беседой. Криминалисты обследовали спальню и остальные свободные помещения Вероникиной квартиры и вежливо попросили нас перейти на кухню. Вскоре они столь же вежливо выставили старшего оперуполномоченного и его помощницу в осмотренную уже гостиную.