Не позднее полуночи

Он так запрокинул голову, чтобы практически мог смотреть на меня сверху вниз.

– Вы ошиблись с профессией, – заявил он. – Вам надо сценарии писать – для телесериалов.

После этого я пробыл у него лишь несколько минут, поскольку добыл все, на что мог рассчитывать при данных обстоятельствах. Раз я не мешал ему считать себя на службе у государства, мне было не с руки просить его сходить со мной в офис к Вульфу. Кроме того, мне надо было повидать еще двоих, а кто знает, когда меня прервет телефонный звонок или посыльный из прокуратуры. Единственное, в чем я продвинулся с Джеромом Аландом, это узнал, что он не хочет выпутываться за счет очернения других жильцов. Он не знал и не предполагал, кто мог убить беднягу Фила. Когда я уходил, он встал, но не пошел меня провожать, и дверь я открыл себе сам. Я спустился пролетом ниже к двери Мигана, постучал и стал ждать. В тот момент, когда я поднял кулак, чтобы постучать сильнее и громче, внутри раздались шаги и дверь открылась. Миган по-прежнему был в рубашке и непричесан.

– Ну? – спросил он.

– Снова пришел, – ответил я твердо, но не грубо, – задать вам пару вопросов. Не возражаете?

– Черт, вы же знаете, что возражаю.

– Естественно. Мистера Таленто вызвали в офис окружного прокурора. Возможно, это избавит вас от поездки туда.

Он посторонился, и я прошел внутрь. Комната была такого же размера и формы, что и у Аланда этажом выше, мебель, хотя и другая, выглядела ничуть не соблазнительней. Вплотную к стене стоял кривоногий стол – возможно, тот самый, на ремонт которого надеялась Джуэл Джоунс. Я взял стоящий рядом стул, он взял другой и хмуро уселся напротив.

– Я ведь вас видел раньше? – поинтересовался он.

– А как же, мы заходили с собакой.

– Я имею в виду до того. Разве не вы были вчера в офисе у Ниро Вульфа?

– Совершенно верно.

– Как это?

Я поднял брови:

– Вы что-то напутали, мистер Миган. Я пришел спрашивать, а не отвечать. Я заходил в офис Вульфа по делу. Это случается часто. А теперь…

– Жирный самонадеянный болван!

– Возможно, вы правы. Он, конечно, самонадеян. Но я тут по делу, – я достал блокнот с карандашом. – Вы въехали девять дней назад. Пожалуйста, расскажите точно, как вы попали в эту квартиру.

Он сверкнул глазами:

– Я уже три раза рассказывал.

– Знаю. Обычно так и делается. Я не стараюсь поймать вас на расхождениях, но вы могли упустить какую-то важную деталь. Просто считайте, что я ничего не слышал.

– О боже, – он уронил голову и сжал губы.

Вообще-то он мог выглядеть неплохо: светлые волосы, серые глаза, продолговатое худое лицо, – но теперь, проведя ночь – или большую ее часть – в отделе убийств и окружной прокуратуре, выглядел как раз плохо, особенно из-за красных и опухших глаз.

Он поднял голову:

– Я работаю фотографом в Питсбурге. Два года назад женился на девушке по имени Маргарет Райан. Через семь месяцев она ушла. Я даже не знаю, одна она ушла или с кем-то. Просто исчезла. Из Питсбурга тоже исчезла, или, во всяком случае, я ее там не нашел, и родные с ней не виделись и ничего про нее не знали. Примерно через пять месяцев, где-то год назад, один мой знакомый, бизнесмен, на которого я работаю, вернулся после поездки в Нью-Йорк и сказал, что видел ее тут в театре с мужчиной. Он подошел и заговорил с ней. Но она стала его уверять, что он ошибся. Он сказал, что это точно была она. Я приехал в Нью-Йорк и неделю ходил повсюду, но не нашел ее. В полицию не обращался, потому что не хотел. Может, для вас это не причина, но я такой.

– Пропускаю это, – я все записывал в блокнот. – Пошли дальше.

– Две недели назад я зашел на один вернисаж в Питсбурге. Там висела работа – большая картина маслом. Название – «Три лошадки на выпасе». Она представляла собой интерьер, комнату с тремя женщинами. Одна из них сидит на диване, и две – на полу, на ковре. Все трое едят яблоки. Та, что на диване, была моя жена. Я с первого взгляда твердо знал: это она, и чем дольше стоял и смотрел на картину, тем тверже это знал. Никакого сомнения быть не могло.

– Мы и не сомневаемся, – заверил я его. – И что вы сделали?

– Подпись художника напоминала что-то вроде «Черри», но, конечно, из каталога можно было узнать наверняка. Его звали Росс Чеффи. Чтобы узнать про него, я пошел в канцелярию Академии художеств. Там думали, что он из в Нью-Йорка, но наверняка сказать не могли. У меня были не доделаны кое-какие дела, это заняло пару дней, и потом я поехал в Нью-Йорк. Росса Чеффи я нашел без труда, он был в телефонной книге. Я приехал к нему сюда, в мастерскую. Сначала сказал, что интересуюсь этим персонажем с картины. Я сказал, что, по-моему, эта девушка отличная модель для серии фотографий, которые я хочу сделать. Но он ответил, что при его отношении к выразительным средствам фотографии он и не вздумает искать для такого дела натурщиц, и хотел уже со мной распрощаться. Пришлось сказать ему все как есть. Тогда он заговорил по-другому. Чеффи посочувствовал мне и сказал, что с удовольствием помог бы. Но картину он писал больше года назад, и натурщиц у него перебывало столько, что он сам не помнит, что с кого писал.