– Зато тебе платят по пять тысяч баксов за смену, – пытаюсь сгладить я. И поскорее выпроваживаю девицу, даже не потрудившуюся скрыть одолевающего ее любопытства.
И да, мне немного неловко от того, что у меня, благодаря вниманию Влада, есть некоторые привилегии. Даже отец об этом не позаботился, посчитав, видно, что будет неловко так нагло выделять свою дочь. А Худяков, судя по благам, которые на меня сыплются день и ночь, только и думает, как еще облегчить мой тяжкий актерский быт. И плевать ему, кто и что подумает. Потрясающая дерзость, которая вызывает даже некоторое восхищение. Он вообще классный мужик. Наверное. Только я другого люблю. И что с этим делать, не имею никакого понятия! Съемки – ладно. Но впереди постпродакшн, который займет еще как минимум год. Не могу же я водить его за нос все это время? Да и не хочу… водить. Это низко.
– Выброси их.
– А?
– Веник, говорю, выброси. Он не узнает.
– Тём, ну цветы-то тут при чем? – с тоской гляжу на нежнейшие кремовые розы. – Давай я не буду их забирать домой? – нахожу, как мне кажется, компромисс.
– Отлично ты придумала. Будешь здесь ими любоваться, да? Домой-то ты хорошо если поспать доезжаешь, а здесь по пятнадцать часов торчишь. Действительно, пусть тут остаются, – замечает издевательски Басов.
Вкуснейший том ям становится поперек горла. Аппетит пропадает, будто его и не было.
– Тебе тоже дарят цветы поклонницы, и ничего. Я не устраиваю из этого трагедии.
– Ни на одной из своих поклонниц я не собираюсь жениться.
Это правда. Но я, кажется, уже не выдерживаю давления, и потому меня несет:
– Что не мешает им бомбить твою личку фотками голых сисек.
Ну, ведь и правда, на меня давят со всех сторон! Со всех – буквально. Это самый ответственный, самый изматывающий момент моей жизни, но я ни от кого не чувствую поддержки. Разве что от ненавистного Худякова. Что это, если не ирония?
– Да лучше бы ты Худому фото своих сисек послала, чем обручилась на глазах, блядь, у всего ебаного бомонда!
– Ты сюда поскандалить пришел? – сглатываю я. – Спасибо. Это как раз то, чего мне недоставало после двенадцатичасовой смены на адском холоде.
– Охренеть! Я еще и виноват, – взвивается Басов. – Знаешь что, Асия? Да пошла ты!
Глава 2
Асия
– Ась, ну почему до тебя невозможно, блин, дозвониться?! – Первое, что слышу, проснувшись поутру. Или уже обед? Судя по льющемуся в окно свету, это больше похоже на правду. Зажимаю телефон плечом, спускаю ноги с кровати и, зевнув, интересуюсь:
– А почему ты все время звонишь в такую рань?
– Три часа дня!
– Три?! Господи, Шурка, я опаздываю! Давай я тебе завтра перезвоню, ага?! Поболтаем. У матери юбилей и…
– Вообще-то я тебе по делу звоню, – язвит Чуранова. – Рабочий чат ты, похоже, тоже не читаешь.
– Да я домой вернулась под утро! Когда мне его читать? – пыхчу, подставляя чашку под рожок кофемашины.
– Примерно так я и подумала. Поэтому спешу сообщить, что завтра у тебя выходной. График съемок чуток подкорректировали. Оторвись за нас двоих, ладно?
– Звучишь как настоящая деловая колбаса, – с улыбкой поддразниваю лучшую подругу.
С Шуркой мы познакомились на прослушиваниях. Это была моя первая вступительная кампания. И ее третья. Я прошла дальше, а она нет. Удивительно, но этот факт не встал между нами. Скорее даже наоборот, отринув все стереотипы о классовой ненависти, Чуранова была едва ли не единственной, кто за глаза не попрекнул меня тем, что за моим поступлением стоит именитый отец. В мой талант Шурка верила безоговорочно. Как никто. В первый раз увидев мою игру в студенческой постановке, она решительно заявила:
– На следующий год я поступать не буду.
– Как? Почему?! – возмутилась я.
– Потому что у мира уже есть ты.
Я ошалела! Стала ее переубеждать. Давила на то, что кино – ее страсть. Она сама не раз говорила об этом. Но все мои аргументы разбивались о ее непреклонное:
– Благодаря тебе, Аська, я и так работаю в составе съемочной группы. Меня все устраивает. Со временем, может, поступлю на продюсерский.
В то время должность Чурановой звучала примерно как «ассистент ассистента продюсера», и, говоря по правде, моя помощь в ее трудоустройстве заключалась лишь в том, что я обратилась к отцу, поняв, что в противном случае Шурка будет вынуждена вернуться в свою деревню. Платили на такой должности мало. А работы было столько, что на нее соглашались лишь дураки, ну или истовые фанатики вроде Чурановой. И вот спустя пару лет она уже сама дослужилась до должности ассистента в съемочной команде самого Бурхана Юсупова. То есть моего отца, да.
И все-таки я думаю о папе хуже, чем он есть. Сердце противно сжимает мысль, что это ради меня он внес изменения в график. Наверняка заметил, как я измучилась на морозе, и пожалел. Не очень профессионально? Наверное. Но трогательно до легкого спазма в горле.
– Я и есть деловая, Юсупова, – надменно заявляет Шурка и тут же портит все заливистым смехом. – Ладно, Юлии Кирилловне привет. И мои поздравления.
– Ага, давай, Шур.
– Слушай, а твой-то там будет?
– Тёма? Хм… Нет.