Эдик начал хрипеть и цепляться потными пальцами за мою руку, пытаясь ослабить хватку. И я вдруг понял, что он вот-вот отключится, только это совершенно не входило в мои планы. Урод должен сполна прочувствовать мое бешенство. Я отпустил его горло, а в следующий миг, коротко замахнувшись, врезал ему по роже. Тут же брызнула кровь, он взвыл и свалился мешком на пол, держась за разбитый нос. Но мне этого было мало. Злость только набирала обороты, так что я тоже оказался на полу, нависнув над поверженным противником, и нанес еще один удар, потом еще и еще. Ярость душила меня, красная пелена застилала глаза.
Драться я умел, сказывались мои студенческие годы, когда случалось всякое, в том числе и кулачные потасовки за право называться первым. Правда, насколько я себя помню, такой бешеной ненависти я не чувствовал ни разу.
— Артур! Арт, не надо! Прекрати, — сквозь шум в ушах раздавался женский голос, голос Элли, но остановиться я не мог. — Ты же убьешь его, перестань!
Тонкие руки вдруг обхватили меня поперек груди, потянули куда-то вверх и назад. Девушке явно не хватало сил, чтобы оттащить меня, но я почувствовал, как ко мне прильнуло гибкое хрупкое тело, ощутил, как два мягких полушария прижались к моей спине, расплющились об нее, и это прикосновение будто выдернуло из меня стержень, заставив руки почти безвольно обвиснуть.
— Артур… Арт… Успокойся, — испуганно шептала перепуганная Элли. Она все пыталась поднять меня, тянула куда-то назад, не переставая прижиматься к моей спине всем телом, не отпуская меня из крепкого захвата своих рук, которые заметно дрожали.
«Черт побери, да она же голая! — Вдруг дошло до меня. — Она же прямо сейчас трется об меня обнаженной грудью, а из одежды на ней только маленькие кружевные трусики! Нет, нет только не так, не здесь, не сейчас».
Я неловко выпутался из ее объятий, которые привели меня в чувство, взамен заставив испытать совершенно неадекватное вожделение. Валяющийся на полу Эдик вдруг стал занимать меня меньше, чем собственное желание, такое неуместное сейчас. Я поднялся с пола, диким усилием воли заставляя себя не оборачиваться на Элли, которая продолжала стоять у меня за спиной и наверняка по-прежнему без одежды. Я смотрел на Эдика, который даже сознание не потерял. Какой выносливый, гад! Я наблюдал, как он, словно червь, переворачивается на бок, становится на четвереньки, пытаясь встать, и подумал, что чертовки мало всыпал ему. Но схлынувшая пелена горячей ярости позволила включиться разумным мыслям, и физическая расправа уже не казалась мне самым лучшим решением.
— Ты будешь писать на него заявление? — по-прежнему не оборачиваясь, спросил я у Элли, пытаясь выровнять дыхание, сбившееся от переполнявших эмоций — ярости, вожделения и внезапного облегчения от осознания, что успел спасти свою фею.
— Нет, не хочу. Пусть просто оставит меня в покое, — ответила Элли дрожащим голосом. Я не стал уговаривать, это ее право, тем более что доказать факт домогательств будет непросто. А я вот найду, как наказать ублюдка. После моих рекомендаций он нигде работу не найдет. Весь театральный мир узнает, какая Эдик гнида.
— Радуйся, мразь, что Элина такая добрая, — прорычал я, когда Эдик со стоном встал на ноги.
Хотел сказать еще много чего, но Эдик вдруг злобно ощерился, насколько позволяли разбитые нос, губа и заплывающий глаз.
— Ты думаешь, что любимчик тут, Арчи? — злобно прошипел он. — Думаешь, тебе одному тут дозволено девок мять? Ошибаешься. Все подо мной были! И Жанна твоя, шалава, и Марго. Я всех их оприходовал. Они из моей койки в твою прыгали, а ты даже не знал об этом. Не считай себя самым неотразимым. Ты всего лишь пацан, мальчишка, они тебя ни в грош не ставили. Жанна мне сто раз говорила, что в постели я бог, в тысячу раз лучше тебя.
Эдик нашел в себе силы и смелось рассмеяться, а я сжал кулаки. Причем разозлила меня не новость о том, что моих любовниц он имел параллельно со мной, сколько пренебрежительное обращение «Арчи», которое я с детства ненавидел.
— Видимо, поэтому она орала подо мной, как течная сучка, — тихо ответил я. Мне стало очень мерзко и брезгливо. Я вдруг почувствовал себя так, будто Эдик оказался третьим в постели, где я имел этих продажных девок. Меня передернуло от отвращения. Какая мерзость. Даже учитывая, что с обеими я давно не имел близости, меня замутило и захотелось хорошенько помыться. — Можешь забирать обеих. Тебе только такие и дают, нормальные без принуждения и близко не подойдут.
Эдик подался вперед, злобно что-то прошипел, но я был злее и точно сильнее. Ярость снова начала подниматься во мне, побуждая кинуться на ублюдка, но только в этот раз отметелить его так, чтобы мать родная не узнала. Но он, похоже, прочитал это в моих глазах, потому что резко, трусливо отпрянул. Я брезгливо заметил все признаки его испуга, и градус моей злости немного схлынул, оставив в душе гадливое чувство. Эту мразь даже бить стало противно.
Я вдруг понял, что должен собственноручно вышвырнуть подонка из своего театра. Не хочу, чтобы он самостоятельно даже до дверей дошел.