Не по совести

Произнеся недосказанное напутствие, в следующую секунду он уже наносил удар кулаком, направляя его в солнечное сплетение любимой девушке, безмерно и безгранично ему в этот суровый миг доверявшей. Получив опаснейшее воздействие, Азмира стала бессильно пытаться вздохнуть, но, как извлеченная из воды рыба, оказалась не в силах раскрыть «застывшие» без движения легкие; она так и не смогла до потери сознания раздышаться и стала медленно опускаться к полу, все более погружаясь в бессознательный обморок. Владислав аккуратно ее поддержал, а затем уже бесчувственное тело переместил в небольшое углубление, предназначенное в этом доме для содержания задолжавших преступникам пленников; в последующем, пользуясь наступившим затишьем и, без сомнений определив, что в коттедже в тот момент никого не находится, опытный строитель принялся остервенело дубасить, нанося тяжелым металлическим люком удары по железному газопро́воду; после шестого легкое шипение и неприятный, специфический запах возвестили отчаянному труженику, что помещение стало заполняться удушливым, взрывоопасным пропаном; убедившись, что цель достигнута, Холод положил чугунную крышку на место, обезопасив любимую от проникновения к ней смертоносной, удушающей смеси; далее, удостоверившись, что она надежно закрыта, мужчина снял с себя белоснежную блузку и медленно затолкал ее в небольшое отверстие, соединявшее подвальное помещение с улицей, сам же присел на пол, все больше вдыхая в себя опасного вещества. Постепенно мозг его отключился, глаза затуманились, а впоследствии и само сознание неторопливо покинуло, казалось бы, сильное и могучее тело, но к этому моменту уже изрядно измученное суровой судьбой и полностью готовое к встрече с Верховным создателем.

Когда на территорию дома въезжала машина, возвращавшая с ночных развлечений хозяина и верных ему друзей, Владислав к этому времени давно уже умер. Словно почувствовав невидимую опасность, Константин, выйдя на улицу, стал водить носом по воздуху и, будто бы чувствительный крот, вдруг ощутил неведомый ранее запах, чем-то напомнивший ему дуновение приближавшейся смерти.

– Ты ничего не чувствуешь, Слон? – произнес он неуверенно, скорее, все-таки машинально. – Будто где-то утечка пропана?

– Нет, – спокойно отвечал огромный верзила, – все вроде нормально.

– Ладно, – согласился с этим предположением Беркутов, – но все одно – вызови на завтра ремонтные службы, и пусть они как следует все проверят.

Получив от преданного товарища немногословные заверения, бандит проследовал в дом, где его всё так же не оставляло ощущение неприятного запаха; в этот момент у отмороженного Кости-киллера болезненно сжалось сердце – оно сигнализировало о присутствии необъяснимого ему чувства огромной тревоги; не в силах сам найти объяснение, он прокричал большому соратнику, с давних пор неотступно следующему с ним по всей их преступной жизни:

– Слон, сходи посмотри наших пленников, а то что-то как-то мне неспокойно.

Дожидаясь результатов, сам он завалился в удобное кресло, установленное в гостиной, и стал включать телевизор. Михайлов, недовольно ворча, тем не менее послушно стал спускаться в нижние помещения; он открыл железную дверь – тут же ему в лицо «ударил» вырывшийся наружу спрессованный газ; в один миг он осознал всю ту чудовищную опасность, что внезапно нависла над главным бандитским притоном; однако исправить что-либо было уже достаточно поздно: его палец в ту же самую секунду надавливал на электрический выключатель… единым мгновением проскочила искра, и ночное небо Иванова сотрясло мощнейшим, оглушительным взрывом, поднявшим в воздух тонны кирпича и выбросивший вверх пламенный столб всепожирающего огня, клубящегося красным жаром и устремившегося в ночное, черное небо.

Вот так бесславно закончили свой жизненный путь в чем-то справедливый, а где-то и безжалостный Костя-киллер, а заодно и его звероподобный, но и невероятно верный друг Леха, державшие в страхе весь Ивановский регион и сумевшие дать достойный отпор многочисленным столичным бандитам.

Эпилог

– Встать, суд идет, – произнесла девушка-секретарь привычную фразу.

В зале судебного заседания, за исключением подсудимого, находились только Холод Карина Керимовна и ее несовершеннолетняя дочь Дамира; они обе встали, ожидая, как же в итоге решится судьба их и брата, и, соответственно, сына. Кирилл, подергиваясь всем телом от охватившего его безудержного волнения, стоял в молчаливой позе и с нетерпением дожидался своего, с одной стороны, сурового, с другой – справедливого приговора.

– Тридцатого декабря две тысячи девятнадцатого года… – начал судья-мужчина, одетый в черную мантию, оглашать принятое им по уголовному делу решение.