Не по этапу

— Осторожно, двери закрываются, следующая остановка… И что-то неразборчивое…

Вагон дёрнулся, куча мала со стонами и матюгами колыхнулась, и платформа неторопливо уплыла с глаз долой. И сразу же откуда-то потянуло сквознячком: перекошенные двери вагона закрывались неплотно…

Суйда. Народец, толкаясь и переругиваясь, ринулся к выходу, и я неожиданно почувствовал, что объятия соседки ослабли, и чуть было не шлёпнулся, потеряв опору.

— Следующая станция — твоя, — это моя бывшая визави. И когда мы успели перейти "на ты"?

Прибытково. И снова взмыленный поток хлынул на платформу.

Вписавшись в вереницу попутчиков, бодро шлёпаю по разбитой дороге. Две версты до Кобрино…

Меня встречает начальник котельной. Ему уже позвонили из дирекции, и сообщили, что новый бугор вот-вот будет на месте…

Обменялись первыми ничего не значащими фразами…

— Хотите осмотреть котельную?

По привычке предложил начать осмотр хозяйства с бытовки.

Раздевалка встречала новый рабочий день… Гоп-компания вольготно расположилась на полу. На газетах — нехитрая снедь. И объёмистая бутыль с мутноватой жидкостью…

Начальник котельной шмыгнул носом. В дальнейшем подтвердилось: инженерский шнобель при неловкостях шмыгал сам по себе. Рефлекторно.

Итак, шмыгнул нос.

А бывалый народ уже сворачивал праздник. И один за другим участники незавершённой трапезы тихонько смывались. Благо, котельная большая, и потаённых уголков знающий человек мог найти великое множество. И оставшееся время я видел только мелькающие среди насосов и переплетений труб тёмные силуэты.

После обеда в местной столовой знакомлюсь с электриками, захожу на телефонную станцию.

Конец первого дня на новом месте. Кабинет в двухэтажном деревянном бараке из числа возведённых пленными немцами более полувека назад. Отзваниваюсь директору. Докладываю о первых впечатлениях. Опуская пикантные подробности.

Вскрываю свежую пачку чая. Завариваю. И в кабинете делается уютно…

Пора домой. Обратная дорога. Две версты до Прибытково и почти пустая электричка до Гатчины.

Всю дорогу пялюсь в окно: берёзовые рощи, неоглядные луга в цветах. Какая красота!

На пороге неказистой хатёнки меня встречает кворум. Жена, сыновья, невеста старшего.

— Ребята, мы спасены. Начинается новая жизнь.

Второй рабочий день. В общагу на улице Советских Воинов захожу в обеденный перерыв. Хозяин предназначенной нам комнаты пока ещё не съехал. В деревянном дряхленьком здании на краю посёлка, где он получил отдельную двушку, идёт ремонт. Который должен вот-вот закончиться.

Наконец тягомотина завершилась, ключи в кармане, и мы перестали быть бездомными.

Жилище, конечно, была ещё то… С общим туалетом и умывальником. С длинным коммунальным коридором, щедро напоённым могучим послевыпивошным амбре…

И всё же мы были счастливы.

Соседи через фанерную стенку, Серёга-костыль и его вечно пьяная Валя жили размашисто. Ночные скандалы, грохот от падения чего-то тяжёлого. В лучшем случае — нехитрые трень-брень на расстроенной балалайке.

А в коридоре время от времени, вольготно разбросавшись на полу, храпели общежитские алкаши, и по пути в туалет или к умывальнику надо было перешагивать через их бесчувственные тела… И моя Людмила пугалась…

……………………….

Первая получка.

— Тёма, запри двери. Да, тихо ты! — жена, опасливо оглядываясь, пересчитывает неслыханную сумму. Так я ещё никогда не зарабатывал…

Так прошло три года. Женился старший сын. Ушёл в армию младший. Жизнь задавала вопросы, на которые мы с Людмилой находили или не находили ответы. Всё, как у всех…

А я… Я трудился, не жалея сил. И всё бы хорошо, но…

Как-то незаметно, не сразу изменилось отношение ко мне, и дошло-докатилось до того, что однажды заведующий гаражом, пряча глаза, сказал, что директор запретил выделять первому участку автотранспорт.

И я пишу заявление о переводе на вакантную должность кочегара.

И вот, в зачумленной спецовке, с не совсем трезвым напарником, я у котла. Конторские время от времени наезжают в котельную, и по старой памяти не чураются пообщаться.

В результате многое узнаю из того, чего раньше не замечал. А зря…

Как оказалось, были и набралось их с избытком — причины, по которым я оказался в опале. И главная из них, — непозволительно-эксклюзивная неподкупность. Ну, грешен, — не приучен ловчить. И, соответственно, нечем делиться…

Хорошо, хоть во-время понял, что к чему, и ушёл. Уступив более сообразительному сменщику хлебное, как оказывалось, место…

Как там, у Высоцкого?..

"Быть может, кто-то скажет: "Зря!

Как так решиться — всего лишиться!"

И я слышал от недоброжелателей, что уволен за пьянство. А сверху доносились отголоски начальственных аккордов со снисходительно-осуждающими нотками…

А я себе коротал смены у котла.

* * *

Когда за окнами безлюдно и темно,

И гул котлов особенно навязчив,

И блик светильника, невнятно обозначив

Спряженье труб в тенётах эстакад

Котельной чадной, чахнет под стеной

В пыли и копоти, листаю наугад

Усталой памяти заветные страницы,

И, оживая, — лица, лица, лица

Друзей, увы, оставшихся в былом,

В мою обитель светлой вереницей

Нисходят: — здравствуй, ас-салам, шолом…

Я вас встречая, не спешу с ответом,