Не плачь, орчанка!

– Конечно! – удивился он. – У нас все женятся так. Ну, или почти все. Как жить вместе, если нет любви?

«А у нас живут», – хотела сказать Люсиль, но не успела. Антон окатил ее из ведра. Люсиль взвизгнула от неожиданности. А он, поставив ведро, принялся вытираться полотенцем. Люсиль присоединилась. Не просить же его продолжить гладить ей спину. Хотя хотелось.

Ужинали они вдвоем. Куворк поел раньше и ушел спать. В этот день повар расстарался. Запеченная на углях курица, рассыпчатая каша, нежный творог, свежий, еще горячий хлеб – все это поглощалось молодыми людьми с удовольствием. Еду запивали вином. В замке его мало – стоит дорого, ну, так сегодня выходной день, можно позволить. Насытившись, Люсиль откинулась на спинку лавки, Антон сделал то же самое. Они встретились взглядами и рассмеялись.

– Жить, как говорится, хорошо! – сказал Энтон, и Люсиль с ним мысленно согласилась. Ей и в самом деле замечательно. Но хотелось лучше.

– Как у вас женятся? – спросила Люсиль.

– Идут в ЗАГС. Это место, где регистрируют брак. Затем садятся в автомобиль и едут по памятным местам.

Люсиль кивнула. Автомобиль Антон ей показывал и даже покатал немного. Удобная повозка, но конь лучше. Он живой в отличие от мертвого железа. И ест сено, а не какой-то бензин, которого здесь нет.

– Затем свадьба, – продолжил Энтон. – Собираются родственники, друзья молодых. Пьют, закусывают, танцуют. Молодоженам кричат «Горько!».

– Зачем?

– В ответ те целуются, дескать, им сладко. Обычай.

– У нас похоже, – сказала Люсиль. – Только идут в храм, где жрец прокалывает молодоженам пальцы, и те орошают кровью камень Силы. Затем накрывают его ладонями. В этот миг происходит Единение.

– Как у нас с тобой? В лесу?

От неожиданности Люсиль растерялась. Он знает?

– Я спросил Куворка после того случая, – пояснил Антон. – Он объяснил. Еще сказал, что Единение между супругами происходит очень редко.

– И ты молчал?!

– А что было делать? – вздохнул Антон. – Я не знал, как к этому отнестись. Все произошло случайно. И ты молчала.

– Я стеснялась.

– И я.

Они замолчали. Только поглядывали друг на друга.

– А ты… – решилась Люсиль. – Если б мы встретились в твоем мире… Позвал бы меня в ЗАГС?

– Да! – кивнул он.

– Я бы пошла, – сообщила Люсиль. – С радостью.

– В ромашках спряталась, сняла решительно. А он, дурак, не попросил, – пробормотал по-русски Антон. – Какой же я идиот!

– Что? – спросила не понявшая Люсиль.

– Мы с тобой глупо теряли время, – ответил Антон.

Люсиль расплакалась. Неожиданно и очень горько. Она не плакала, даже когда убили отца. Но там все было понятно. А здесь… То, что казалось таким сложным, оказалось простым. Следовало лишь спросить. А они теряли время…

Сильные руки подняли ее с лавки. Затем усадили на колени и прижали к себе. Из-за этого Люсиль разрыдалась еще пуще и уткнулась лицом в его грудь.

– Ну, что ты, маленькая, – бормотал Энтон, гладя ее по спинке. – Птичка моя робкая. Зачем же плакать? Все хорошо…

Люсиль никак нельзя было назвать маленькой и уж тем более – робкой. Не говоря про птичку. Но сейчас ей хотелось быть слабой и беззащитной. Лишь бы он продолжал гладить и обнимать ее, шепча ласковые слова.

Сильные ладони нежно охватили ее голову и оторвали от груди. Прямо перед собой она увидела его глаза.

– Горько! – сказал Энтон.

В следующий миг теплые губы коснулись ее губ. И это оказалось так сладко! Люсиль ощутила, как его Сила перелилась к ней, а она отправила ее обратно. Так продолжалось долго. Эти переливы несли неведомое ранее наслаждение, и Люсиль внезапно подумала, что соединись они еще в одном месте, Сила могла б не переливаться, а циркулировать в их телах. Тогда наслаждение стало бы долгим и еще более сладким. Наверное, Энтону тоже пришла в голову эта мысль. Он встал и, не спуская Люсиль с рук, понес в спальню. В ту, где стояла большая кровать.

13

Вилорк провел дощечкой по одеялу и отступил на шаг, оценивая. Отлично! Одеяла на топчанах лежат ровно, как будто их прибили. Подушки сверху – как по шнурку. Смотреть приятно.

Заправлять постели их научил лоф. По его повелению плотник сделал специальные дощечки, которыми и разглаживали одеяла. Поначалу новобранцы недоумевали: зачем? Лоф объяснил, что в войске должен быть порядок. В одежде, в помещении (лоф называет его «казармой), в поведении, в отношении к воинскому делу. Что стоит в чем-то отступить, как порядок рушится. Поэтому в казарму теперь приятно зайти. Воины ходят чистые и аккуратные. Одежду стирают сами. Когда кто-то заметил, что стирка – женское дело, лоф нахмурился.

– А где в походе взять женщин? Кто станет вам стирать? Будете ходить грязными? Так заболеете. А если, не дай бог, рана, грязь с одежды попадет в нее. Она воспалится. Можно умереть даже от пустяковой царапины. Воин должен уметь все.

В доказательство лоф велел принести ведро теплой воды, стащил с себя рубаху и постирал ее на глазах у всех. При этом показывал, как это делать правильно. Было видно, что ему не впервой. Тут даже самые недовольные умолкли. Если высокородный сам стирает одежду, что говорить селянину?