Не плачь, моя леди

– Скотт, я никак не врублюсь в происходящее. Знаю только одно: я не мог убить Лейлу таким образом, как мне пытаются внушить. Сколько бы свидетелей ни выползло из темноты. Что-то тут не так.

Тед наклонился вперед, глаза его умоляли.

– Скотт, ты же помнишь, как мама боялась высоты?

– И у нее были на то причины. Твой мерзавец папаша…

– Он не терпел ее страхов, – перебил Тед, – потому что видел – у меня развивается та же фобия. Однажды, когда мне было лет восемь, он заставил ее выйти на балкон пентхауса и смотреть вниз. Она расплакалась. Крикнула: «Пойдем, Тедди», – и мы направились обратно в комнату. Так этот сукин сын схватил ее, поднял высоко над перилами и держал так. На высоте тридцать восьмого этажа! Она плакала, вырывалась. Я цеплялся за него, бил. Но он отпустил ее, только когда бедная потеряла сознание. Попросту бросил ее на пол балкона и пригрозил мне: «Если увижу, что ты трусишь, то тебе не миновать того же!»

Тед сглотнул, голос у него сорвался.

– Новый свидетель утверждает – я проделал такое с Лейлой. Сегодня я пробовал спуститься со скалы в Пойнт-Сер. Я не смог! Просто не сумел заставить себя подойти к обрыву. Ноги не слушались.

– Под влиянием стресса люди способны на многое.

– Нет и нет! Если б я убил Лейлу, то как-то по-другому. Я уверен. Но заявлять, будто я – хоть пьяный, хоть трезвый – мог держать ее над перилами… Сид клянется, что я сказал ему – Лейлу с балкона бросил мой отец. Может, он и раньше знал про этот случай с отцом. Может, врут все. Скотт, мне обязательно надо вспомнить, что происходило со мной в тот вечер…

Скотт сочувственно разглядывал Теда – безнадежно понурые плечи, измученный вид. Видно, бедняга весь день терзался, стараясь заставить себя подойти к краю обрыва, сражаясь с собственным демоном в поисках правды…

– Ты рассказал им про это, когда тебя допрашивали по поводу гибели Лейлы?

– Нет. Это показалось бы нелепым. Я строю отели, мы внушаем людям, что им хочется иметь балконы, и вдруг… Я всегда ухитрялся избегать балконов, не привлекая внимания.

Темнело. По лицу Теда, точно невольные слезы, бежали капли пота. Скотт включил свет. Комната ожила – удобная мягкая мебель, подушки, которые вышивала Дженни, высокое кресло-качалка, сосновый шкаф. Тед ничего не замечал вокруг; запертый в мире, куда его загнали свидетельства других, на грани тюремного заключения на двадцать, а то и тридцать лет. Он прав, решил Скотт. Надежда одна – вспомнить тот вечер.

– Как тебе лучше – гипноз или пентотал натрия?

– Не важно… Главное, чтобы подействовало…

Скотт снова позвонил в больницу Джону Уитли.

– Ты что, Джон, никогда домой не уходишь? – удивился он.

– Иногда случается. Вообще-то как раз сейчас и иду…

– Боюсь, Джон, еще нет. У нас опять неотложный случай.

10

Крейг с Бартлеттом шагали к главному особняку. Они специально пропустили «коктейли», сейчас последние гости разбредались с веранды под приглушенный звон гонга, возвещающий обед. Под прохладным ветром с океана паутина лишайников, свисающая с гигантских сосен на северной стороне курорта, ритмично и торжественно раскачивалась, подсвечиваемая цветными фонариками, разбросанными по саду.

– Мне это не нравится, – заметил Бартлетт. – Эта Элизабет Ланж задумала что-то странное, если напросилась за наш столик. Могу тебя заверить, окружному прокурору совсем не понравилось бы, что его свидетельница-звезда делит хлеб с врагом.

– Бывшая звезда, – напомнил Крейг.

– Отнюдь. Росс – психопатка, а новый очевидец – грабитель. Я очень надеюсь на перекрестный допрос, когда они встанут на свидетельское место.

Крейг, остановившись, схватил его за руку:

– Значит, ты все-таки считаешь, что у Теда есть шанс?

– Черт, какое там! Он виновен однозначно. А самому себе помочь не сумеет, лжец из него никудышный.

Афиша в фойе извещала: сегодня играют арфа и флейта. Бартлетт прочитал имена музыкантов.

– Ого, экстра-класс! Слышал их в прошлом году в Карнеги-холл. Бываешь там?

– Случается.

– А какую музыку предпочитаешь?

– Фуги Баха. Что тебя, наверное, крайне удивит.

– Если честно, мне все равно. – Господи, подумал Бартлетт, буду счастлив, когда свалю наконец это дело. Виновный клиент, который соврать толком не умеет, а его первый заместитель – мнительный малый, не умеющий избавиться от комплекса неполноценности.

За столом уже сидели Мин с бароном, Сид с Черил и Элизабет.

Элизабет одна пребывала в отменно спокойном настроении. И скорее она, а не Мин, взяла на себя роль хозяйки. Свободными оставались места по обе стороны от нее. Когда она увидела приближающихся Крейга с Бартлеттом, то приветливо протянула руки:

– Садитесь! Я берегла места специально для вас.

И какого черта это может означать? – кисло недоумевал Бартлетт.

Элизабет наблюдала, как официант наливает им безалкогольное вино.

– Мин, скажу прямо, – заметила она, – как только вернусь домой, с удовольствием выпью доброго крепкого винца.

– Как и все остальные, – заверил Сид. – А почему не прихватила сумку с двойным дном?

– Прихватила. И ее содержимое куда любопытнее, чем спиртное.