Не знаю, если когда-нибудь меня настигнет смертельная болезнь, скажу ли я об этом моим близким. Думаю, нет.
Конечно. Но не за полгода, так рано не стоит. За две недели вполне достаточно! Как бы то ни было, мы всегда себе лжем. За эти несколько часов, когда я думала, что умираю, я поняла, почему столько умных людей себе лгут.
Мне вспоминается Роже Вайян. За три месяца до смерти он говорил мне о своих планах на следующий год. Я думала: «Это немыслимо, он же умный человек, он должен видеть все признаки приближающейся смерти!» А ведь он в самом деле верил, что не умрет. Душа не приемлет этой мысли.
Я смирилась с мыслью о смерти всего на несколько часов. Но потом, когда исчерпаны силы, душа должна ее отвергнуть. Это вовсе не недостаток мужества, это борется душа.
Было некоторое время назад, два или три года, но это прошло. Конечно, временами еще накатывает страх. Просыпаешься иной раз с колотящимся сердцем: «Что со мной будет? Что будет с моей жизнью?» Все мы рано или поздно задумываемся о смерти. Говорим себе: «Меня не будет, я больше не увижу деревья». Это мысль не столько о смерти, сколько о том, что нас не будет на свете. Вот это ужасно.
Конец жизни. Рано или поздно он наступает.
Да низачем. Временами мы бываем очень счастливы.
После моего недолгого пребывания в Уазо, религиозном учебном заведении, в Бога я больше не верю. Веру я утратила, читая Сартра, Камю, Превера. Но окончательно меня отвратило в этом возрасте зрелище больных в Лурде, куда меня привезли родители. Все эти несчастные люди ждали чуда – и ничего не произошло. Впрочем, я бы одним чудом не удовольствовалась: мне их надо было пятьдесят, не меньше! Я не верю в Бога. Но ничего не имею против Бога. Это для меня не проблема.
Я знала в жизни несколько человек, которые покончили с собой. Ужасно это чувство отчаяния и бессилия, когда друзья, которых любишь, добровольно уходят из жизни. Я думала тогда: «Боже мой, дойди я до такого, сделала бы все, чтобы не оставить близким это бремя, эту душевную рану: ведь они будут терзаться, что ничем не смогли помочь, что не поняли вовремя». С другой стороны, я думаю, что, когда человек сводит счеты с жизнью, он хочет заставить страдать других. Красивое самоубийство – большая редкость.
Не так чтобы очень. Я признаю его пользу, но только для некоторых особых случаев. Что касается меня, я всегда сама находила лекарство от своих страхов. Как правило, они проходили быстро. Мои многочисленные внутренние конфликты никогда не вызывали у меня желания бежать к психиатру. Когда я два года переживала несчастную любовь, мне и в голову не пришло обратиться к психоаналитику. Писатель должен обладать минимумом внутренней сложности, чтобы писать. Минимумом, потому что, когда мне неуютно или страшно жить, я не могу написать ни строчки.
Возможно, меня привлекла бы медицина. Мне интересны отношения тела с головой, психосоматические проявления, но только не психоанализ. Все мои знакомые, обращавшиеся к психоаналитикам, до ужаса скучны!
Вспоминаю я редко. Если пытаюсь вспомнить последние годы, мне кажется, что передо мной прокручивают фильм Мака Сеннета[40], столько людей, кто-то входит, кто-то выходит… Когда я вспоминаю все, что со мной было, у меня голова идет кругом.
Да, но фильм продолжается, он еще не кончился, а я в нем и актер, и режиссер, и продюсер, и прокатчик. Главное – выполнить сценарий, сохранив в целости некоторые свои качества, позволяющие хорошо жить… Например, определенное хладнокровие по отношению к вещам, к людям… небольшую дистанцию. Это очень важно – небольшая дистанция…