После обеда Глеб выходил из дома и садился на крыльцо. Компанию в ожидании Прокофьевны ему неизменно составлял Фокс. Уже изучив новый график хозяина, он оставлял все свои важные собачьи дела. Пёс укладывался мордой в прогретую полуденную пыль в ногах у Глеба и мирно дремал. Время от времени он глубоко вздыхал, будто обдумывал и никак не мог разрешить какую-то сложную вселенскую дилемму.
Вот и сегодня в ожидании прихода Прокофьевны Глеб сел на разогретые солнцем ступени. Он откинулся и подставил лицо тёплым лучам.
Каждый раз, когда Глеб оставался один, мысли непременно вели его к Кире. Впервые Глеб увидел её в кинотеатре. Студент журфака, он писал серию статей о европейском кино. Каждый вторник ходил в «Ласточку», чтобы посмотреть очередной заграничный шедевр.
В тот вечер показывали «Такое случается только с другими». Вечерние сеансы в начале недели, как правило, не привлекали широкой аудитории, но в этот раз в зале были и вовсе только двое – Глеб и белокурая девушка в пятом ряду.
Весь фильм Глебу хотелось пересесть поближе к незнакомке. Было ли это влиянием сюжета или же ему просто хотелось сидеть ближе к светловолосой девушке, которая застыла с прямой спиной, подавшись вперёд, он так и не понял. Ему казалось, что она хочет оказаться в фильме, очень хочет помочь двум несчастным, живущим по ту сторону белого полотна.
Глебу же хотелось узнать, о чём она думает.
Девушка Глеба заинтриговала. После сеанса в дверях Глеб пропустил её вперёд. Она скользнула взглядом по его лицу; эмоции, оставленные историей с экрана, всё ещё светились в её глазах. Она прошла мимо, а Глеб замер в дверях растерянный, с горящими щеками.
Он искал её глазами и увидел на сеансе в следующий вторник. Она снова сидела в пятом ряду. Глебу было хорошо оттого, что она пришла. А в следующий вторник, покупая в будке билеты, он решился:
– В пятый ряд, пожалуйста, – сказал он билетёрше и снова почувствовал, как горят щёки.
До начала сеанса он без конца оглядывался на занавешенный тяжёлыми бархатными портьерами вход. Выключили свет, проиграли киноальманах, начался фильм. Незнакомка не пришла.
Весь сеанс Глеб просидел как на иголках, не обращая внимания на происходящее на экране. Он и остался лишь потому, что совесть не позволяла бросать на ветер деньги из скудного студенческого бюджета.
После фильма Глеб вышел из кинотеатра. Ветреный апрель заставил его сунуть руки поглубже в карманы демисезонного пальто. Её он увидел около уже тёмного окошка кассы. Лицо её разрумянилось от холода, а карие глаза выдавали ожидание. Глеб не успел ни о чём подумать, как понял, что стоит перед ней. И не успел ничего сделать, потому что она сказала:
- Я не успела. В больнице задержали. Вот два билета на следующий сеанс. Пойдём?
Не найдя подходящих слов, Глеб просто кивнул.
Прокофьевна
Когда Прокофьевна пришла на станцию, солнце уже опускалось за мохнатые верхушки западного холма. Глеб чинил забор на краю поля. Он обрадовался:
- Здравствуй, Прокофьевна. Я подумал, что ты сегодня не выберешься.
- Здравствуй, Глебушка. Тихомировых внучка прихворнула, так я у них полдня провела, - объяснила Прокофьевна.
- Спасибо, что пришла. Я потом тебя отвезу, - сказал Глеб.
Он отложил в сторону молоток, снял рабочие рукавицы и медленно распрямил спину. Они пошли к дому. Фокс раскапывал кротовую нору на краю поля и не обращал на них внимания. Он яростно раскидывал комья земли и клоки дёрна и громко отфыркивался.
- Как Вера, Глебушка? - спросила Прокофьевна.
Глеб раздражённо дёрнул плечами, но всё же ответил:
- Слабая ещё. Ей нужно есть, чтобы быстрее восстанавливаться. Но она даже не старается.
Прокофьевна вскинула на него внимательный взгляд.
- Что ж, идём, посмотрим, - ответила она, поднимаясь на высокое крыльцо.
Они вошли в сумрак спальни. Прокофьевна подошла к кровати и положила руку Вере на лоб.
Вера не спала, но хрупкие очертания под белеющим одеялом были неподвижны.
- Здравствуй, Верушка, как ты? – ласково спросила Прокофьевна.
- Здравствуй, Прокофьевна. Лучше с каждым днём, - ответила Вера.
Прокофьевна кинула беглый взгляд на Глеба и успела заметить выражение недовольства на его лице.
- Верушка, Глеб говорит, что ты мало ешь, - мягким тоном, без нотки упрёка сказала знахарка.
Вера опустила глаза и ничего не ответила.
- Ты окрепнешь быстрее, если будешь есть, - настаивала Прокофьевна.
Вера заёрзала под одеялом, по-прежнему не поднимая глаз. Прокофьевна подошла поближе и, заслонив её от Глеба, приподняла за подбородок, чтобы заглянуть в лицо. Верины глаза, которые в сумерках казались практически чёрными, наполнились слезами.
- Ты, Глебушка, ступай, занимайся делами. Мы справимся.