Не оставляющий следов: Обретение

– Это твой мячик? – спросил его, уже понимая, что «мячик» был головой куклы-мары, домашнего оберега, окрашенного в ритуальный синий цвет. Протянул ему булочку, одуряюще пахнущую горячей сдобой. – На, возьми! Не плачь, малыш...

Ребенок поднял на меня глаза. Синие и бездонные, они затягивали в пустоту, на дне которой плескались алые кляксы, безжизненные, но цепкие до жизни. Они таились, ждали, стягивая в себя голод и страх, чтобы когда-нибудь вырваться на свободу... Резкая боль в протянутой руке вернула в реальность: ребенок схватил булку и вцепился в ладонь зубами, прокусив ее до крови. Рефлекторно пинком отбросил мальчишку и зашвырнул в канаву голову куклы: плевать мне на то, что не ценится семьей. Он рухнул в пыль, взвизгивая как звереныш, но быстро вскочил на ноги и поковылял следом за своими обидчиками. А я остался стоять на дороге, баюкая прокушенную руку. Дурак дураком.

***

Утром вышел за булочками и обнаружил подвешенного к воротам дохлого кота. Жаловаться не стал. Некому. «Дом в камышах» с давних пор числился частью нашего родового наследия и не входил в зону ответственности управы квартала.

От тельца ощутимо тянуло бездонно-синим, с красными кляксами на дне. Не нужно упрекать меня в противоречивости суждений – высказывание нелепо, ибо истинно. Именно синяя бездонность пустоты плескалась в глазах кусачего мальчишки, именно на ее дне ворочались кровожадные красные кляксы. Не знаю, как иначе передать словами то, что видел и что это было вообще, но виновник котовой смерти был установлен.

Я надел остро пахнущие новой кожей перчатки, осторожно раскрутил проволоку, обмотанную вокруг шеи, опустил трупик в свой единственный мешок, с которым вчера ходил за едой. Выкопал под яблоней яму, положил на дно мешок. Подумав, кинул в могилку перчатки... жаль их было, они у меня тоже единственные. Но носить их после того, как касался тела мертвого животного, уже бы не смог, извините. Произошедшее подтолкнуло к длительным размышениям о мотивах убийства кота, причинах подвешивания его на моих воротах, природе бездонной синевы и хищной жизни красных капель... Решился даже перечитать «Поучения» Учителя Мина.

Удушающим нотациям смог я внимать лишь на свежем воздухе, поэтому в текст погрузился тогда, когда удобно устроился на старых мостках.

– Хи-хи-хи... – за моей спиной стоял сухонький старичок в вылинявшей хламиде непонятного цвета, – вьюнош тянется к знаниям? Так отрадно сие созерцать...

Его лицо покрывали глубокие морщины, спину согнули годы, тощий пучок волос растрепался, головной убор сидел криво... но взгляд выцветших глаз из-под густых седых бровей был необычайно цепок. Почти через всю щеку тянулись ряды татуировок. Перекрывали друг друга перья, флейты, сапоги, молотки, кандалы и связки монет... венчала летопись нелегкого жизненного пути мандала алхимика. Переходя в поисках истинного призвания из клана в клан, старик так и не задержался ни в одной из Шести семей.

– Как Вы проникли сюда?

– Ох, простите... – забормотал он, пряча глаза. – Разрешите представиться, Энохорт Мунх. Здесь растет такая травка... очень нужная мне травка. Но я не знал, что хозяева вернулись: тут все так заброшено, и я не знал... Через заднюю калитку, она рассохлась немного...

– Да полно Вам, – было забавно видеть его смущение, – собирайте свою травку, я дозволяю.

– А вот, кстати, добрый господин, – непринужденно присел рядом, – почему Вы увлеклись каноном Учителя Мина? В Вашем возрасте нужно читать любовную лирику или романы о странствующих воинах. «Вышла луна, озарила кругом облака, так и краса моей милой сияет, ярка»... – продекламировал дребезжащим голосом, взмахивая прожженными в нескольких местах широкими рукавами, как летучая мышь крыльями.

Старичок казался весьма забавным.

– Откуда Вы... Ах да! – имя автора крупными буквами было начертано на солидном переплете. – Мне нужны ответы на кое-какие вопросы.

– Юноша ищет ответы у Учителя Мина? Учитель Мин способен остудить даже самую пылкую душу! – он почти налетал на меня, потрясывая седыми вихрами. – Он не поэт! Не философ! Не ученый! Это... это... да он просто крючкотвор!

Я не выдержал и расхохотался – настолько искренним выглядело возмущение алхимика.

– Конечно, крючкотвор, уважаемый Мунх! Он ведь из рода Иса, как, впрочем, и я. Это наш собственный семейный мудрец, мне положено впитывать его мысли с молоком матери.

– Ну, сытости его мысли не добавят, – нахохлился старичок и, с кряхтением разогнув колени, поднялся, – будь Вы хоть трижды Иса. Простите за навязчивость, добрый господин. Я сейчас добуду свою травку и больше не буду беспокоить Вас своим присутствием. Я старый человек. Я глупый человек. Я до сих пор не понял канон Учителя Мина.

Он какое-то время старательно нырял в высокую траву, будто юркая птица, деловито склевывающая жучков. Что-то бормотал под нос, педантично раскладывал по бумажным пакетикам разные корешки. Но вскоре за ним со скрипом закрылась калитка, и я вновь остался наедине со своими вопросами и «Поучениями».

***