Не опускается мгла

В тот же миг жадные лапы схватили обезьяну за плечи и утащили назад... Разрывать на куски. А в проем полезли новые голодные и озверевшие в этом голоде хари. А я выстрелил снова.

На этот раз мне не так повезло. Тварь, которая вырвалась вперед, лишилась кисти руки. Но зато той, что следовала за ней, пуля на излете ударила в пах... Уж что-что, а боль вампиры чувствуют так же, как и люди, можете не сомневаться.

Я стрелял и стрелял, а в проломленную дверь лезли все новые и новые хари... Все новые и новые, а я стрелял... Стрелял, стрелял!!! В стороны летели куски плоти, я перестал чувствовать свои руки, винтовка ощутимо нагрелась, и теперь прикосновение к металическим ее частям обжигало кожу. То, что она крупнокалиберная и достаточно мощная, я понял сразу, но я никак не мог предположить, что у нее такая убойная сила. Чтобы сдерживать ее, мне приходилось напрягать все тело. И некоторое время все мои мысли были направлены на удержание оружия в руках. И когда вместо грохота очередного выстрела прозвучал сухой щелчок... я его просто не услышал. А продолжал нажимать и нажимать на курок, давить на него, с ужасом глядя на окровавленные хари, что приближались ко мне...

Странно, но то, что у меня закончился боезапас, дошло до меня не сразу... Только когда в лицо полетела свежая обойма, а откуда-то сверху упал Либер. В самый центр набежавших обезьян. Каким-то отстраненным зрением я заметил на некоторых из них лохмотья одежды. Грязные и почти неузнаваемые тряпки, залитые старой, почерневшей кровью. Может быть еще их собственной.

Когда в центре стаи образовался Либер, возникла минутная пауза всеобщего замешательства, во время которой я успел поднять с пола обойму и выдернуть старую... А потом Либер нанес удар. Как будто диск бледного света мелькнул в его руках. Словно цветок прирученного белого пламени распустился в его руках, лизнул толпу вокруг, наискось перечеркивая тела и снова спрятался в темную оболочку черной палки. Секунды медленно тянулись, и я никак не мог решить, послышался мне легкий шелест и свист в момент движения Либера или нет. Послышался? Секунды толкались сильными ногами о неровности и шероховатости дороги-времени. Наступившую тишину нарушали только мои дрожащие руки, которым никак не удавалось вставить новую обойму в винтовку. Руки действовали словно бы сами по себе, потому что глаза мои были прикованы к той сцене, что застыла в нескольких шагах от меня. Либер, стоящий прямо с шестом в вытянутых руках. Одна ладонь на середине, а другая, правая, на оконечности шеста. И полулюди-полувампиры вокруг него в застывших позах. Либер в черном, но невыразимо чистый, и грязные, просто грязные вампиры вокруг.

Шестеро или семеро, те, кто успел пролезть в проем двери, в момент моего бездействия.

А затем время преодолело все барьеры и побежало по своей вечной дорожке. Что-то дрогнуло в сложившихся декорациях, поплыло, кто-то взмахнул руками, чья-то глотка издала протяжный вой, и я увидел, как в кошмарном сне, что тела вампиров просто напросто расползаются в том месте, по которому, как мне показалось, прошло на миг блеснувшее белое пламя. Рассеченные надвое тела с глухим стуком упали на пол вокруг недвижимого Либера. Кровь ударила вверх. Словно рисуясь, Либер сделал шаг назад и в сторону, а затем повернулся к оставшимся в живых вампирам спиной и ушел в темноту склада. Оставшиеся в живых не шелохнулись и только чей-то тихий скулеж достигал моего слуха в общей тишине. Эта тишина означала, что мои руки уже справились с тяжелой задачей установки нового боекомплекта и следущим звуком, который прервал затянувшееся молчание, был щелчок затвора. Так щелкает языком человек смакующий вкусную пищу.

И выстрел.

Когда позади заверещали, я позволил себе обернуться. И увидел, как пролезший в узкое окно вампир с визгом пытается отпихнуть от себя свалившуюся на него сверху Марту. Тут было все ясно, и, поворачиваясь обратно, я успел заметить, как тело вампира взмывает к потолку, увлекаемое зверем Либера.

В проеме двери никого не было. За время бойни я успел еще раз перезарядить винтовку, а Марта сожрала еще трех кровопийц, которые попытались проникнуть через окно.

Либер на моем фронте больше не появлялся, но я отмечал его действия угловым зрением, где-то позади меня иногда вспыхивало звенящее белое пламя.

Потом все кончилось. Как-то сразу. Вот я стреляю, а вот уже ничего нет. Тишина... И Либер кладет мне руку на плече.

- День. Солнце взошло.

- Днем они не нападут? - Голос совсем меня не слушается.

- Нет. Таковы правила.

Я вдруг понимаю, что у меня страшно трясутся руки. Винтовка дергается в задубевших ладонях, и я невероятным усилием разжимаю их... Винтовка не падает на пол. Ее подхватил Либер.

Пошли, солдат, - бросает он и уходит в полумрак.

Солдат. В послевоенные годы это слово было оскорбительным. Но сейчас я не могу на него обижаться... Я просто разворачиваюсь и плетусь за ним. Противная дрожь медленно, но верно переползает на ноги.

- Либер... - Спать совсем не хочется, точнее хочется, но не получается заснуть. Глаза остекленели.

- Либер!