Рик садится не за руль, а на переднее, и я понимаю, насколько дьявольски он устал.
— Все. Проект закрыли, — проводит он сверху вниз рукой по небритому лицу. — Еба-а-ать, не верится.
Закрывает глаза и откидывает назад голову.
Молча вывожу нас из Нойштрелица. Город находится посреди Мекленбургского озерного плато, образовавшегося из ледников миллионы лет назад. Даю глазам отдохнуть на гобеленах из молодых сосенок, выстроившихся аллейкой вдоль дороги, всласть искупаться в озерах, которых, говорят, здесь не меньше тысячи. Вообще-то, пилить отсюда на машине до Берлина не час, а почти два, вдвое дольше, чем на поезде — понятия не имела, когда давала ему машину. Но я, конечно, понимаю все — «бомжара», да уж… Бросаю боковой взгляд на него — устал, видно.
Нойштрелиц — городок вымирающий, но, по сути, премилый, особенно летом. Каким образом сюда вообще занесло zalando, для меня до сих пор остается загадкой. Тут старинная архитектура и по-хорошему бывает летняя культурная программа, если б не корона. Ну и что, что живут тут одни только пенсионеры — на их фоне, должно быть, чувствуешь себя школьницей-студенткой, гуляя по красивым до томления души дворцовым паркам или взбираясь по нескончаемой винтовой лестнице на колокольню ратуши. Должно быть… Потому что я и не думаю жалеть, что все окончено, наоборот — мысленно надеюсь, что больше всего этого не увижу.
Рик открывает один глаз.
— Заляжешь отсыпаться? — спрашиваю у лобового.
— Не-е, какой… Успеется залечь.
Когда приближается наш съезд, мы не съезжаем на город, потому что Рик открывает второй глаз и отправляет меня дальше. Не знаю, куда он надумал.
— Бухать поехали, — говорит он мне грубовато, как «корешу» почти.
— С кем?
— С тобой.
— М-м-м.
Если откажусь — ну кто я после этого буду. Отметить его «освобождение»? Я прям вся в предвкушении от сей наклевывающейся приватной вечеринки.
Если я правильно поняла всю ту скудно-осколочную инфу, которую он соизволил передо мной вылить, теперь, когда его «
***
Только по прибытии обнаруживаю, что навигировали меня все это время на Котти. Естественно, мне сразу становится некайфово, но я уговариваю себя потерпеть.
Задолб номер один: Котти — это Котти, а значит, дивное место, особенно под вечер. Мы идем не в «Тадым-денер», из-за новых ограничений делающий исключительно на вынос. Хоть могли бы и туда, как по мне — есть хочется.
Но нет — Рик заводит нас в некое помещение, снаружи абсолютно темное и безжизненное, внутри же оказывающееся чем-то средним между пивной и цирковым балаганом.
Они работают по-черному, несмотря на ограничения. Рискуют ребята. Понимаю, что фактически попала в сюжет черно-белого гангстерского детектива времен Сухого Закона в Америке. Только это современная, берлинская версия, цветная и взамен виски в чайниках тут пестреют фейсы без масок. Я уж и забыла, когда в последний раз столько вместе видела. Публика тут на удивление разношерстная от испитых в совершеннейший край людей обоих полов предпенсионного возраста до школьников — и школьниц — старших (надеюсь) классов. Ну, и всех возрастов «промежутка» и всех типов ориентации.
Прежде чем до меня успевает дойти, что на территории Котти, судя по всему, работает культовый бар, а я и не подозревала, Рик, подталкивая «под локоток», уверенно и решительно ведет меня в некий задрапированный застенок. Готовлюсь увидеть там карточный стол, а за ним — вышеупомянутых гангстеров при стволах, дующихся в покер. Вместо этого там просто замызганный стол, одинокий и унылый. Не удивлюсь, если минуту назад на нем что-то разделывали.
Но стол недолго остается пустым. К моему задолбу номер один моментально добавляется задолб номер два: приватность «вечерины» оказывается соизмеримой, разве что, со сходкой в клубе свингеров.
Собирается человек десять мужиков средних лет и «помоложе». Эм-м-м, забавно… я тут правда единственная особь не мужского пола? Да — кроме не молодой и не старой официантки… Задолб номер три, поистекающий из второго: какого черта я здесь делаю?..
Особенно раздражает то, что весь этот народ вокруг меня наслышан о нойштрелицком проекте, прекрасно знает Рика, а также прекрасно помнит влачимое им несколько месяцочков тому назад существование здесь «через дорогу». Когда он «бомжевал», они ведь сопереживали. Может, кое-кто из них видел меня, когда он провожал меня после нашей с ним первой сумасшедшей встречи. Озвучил ли он им, что это не без моей помощи ему удалось отсюда «вылезти»? Как знать.
Рик по-родственному обнимает официантку, что-то говорит ей, чмокнув в щеку и нам оперативно приносят поджаренные сэндвичи. Другой еды у них тут, кажется, нет. Стараюсь не хватать слишком жадно, тайно сетуя, что не наемся. Может, когда мы отсюда вывалим, Тадым еще будет открыт.