Не обещай (СИ)

— Кати, тебя не хватало.

Такое мог сказать только Мартин — он и говорит.

— Вэлкам бэк, конфетка.

С Рози мы перезванивались каждый день, но:

— Я тоже скучала, сахарок.

А вообще, когда с головой уходишь в работу, то некогда киснуть от одиночества. Тем более, если в плане одиночества тебе не привыкать.

Вообще, я для себя решила, что никакая я не одинокая. Вон, мама, отец, брат у меня есть, подруги есть.

А что нет рядом мужчины, так это даже лучше. Правда. Только без секса порой грустновато, но для этого не обязательно жить ни с кем.

— Слушай, как ты держишься? — спрашивает Рози.

— Э-э… чего? — ощущаю у себя на лице легкий румянец.

— Без мороженого. Жду-не дождусь, когда опять откроют ДольчеФреддо.

А, блин. Румянцем зря только Йонаса смущала — вон, притерся опять, слава Богу, хоть без комментариев. Нюх у него на пикантные мысли, как на жареное.

— Без мороженого? Не знаю. Стараюсь не покупать дерьмо у Викиты.

— Кремень.

Да, кремень. Не привыкать же, думаю.

***

Мартин пока не приспособился заваливать работой в удаленке — естественно, только поэтому ему меня и не хватало. То ли дело — в офисе.

Мы будем перестраивать старый бутылочный завод во Фридрихсхайне под «Фрида 21» — жилищный комплекс на семьдесят квартир, и Мартин подключает меня к проектированию.

В районном управлении Фридрихсхайна, известном своей патологической склонностью к сонливому бездействию, выздоровело достаточно народу, и вот по окончании локдауна я приезжаю к ним в стройведомство.

После долгого и нудного слушания меня нагружают многопапочной строительной документацией стеклозавода и мне теперь предстоит все это досконально перелопатить.

Стеклозавод этот — промышленный памятник пред-ГДР-овских времен, и перестраивать его по представлению властей нужно будет «минимально инвазивно». Но мы, по-моему, выиграли тендер не потому, что учли это в нашем проекте — просто запросили недорого.

Выкатываю набитый до отказа кейс в коридор, куда меня не потрудился проводить зануда-чиновник, моложавый, сухонький и вредный, как и положено любому уважающему себя ост-берлинскому чиновнику. Наверно, предки у него работали на этом стеклозаводе, а он посмотрел на меня и не поверил, что такая пигалица, как я, да со своей «весси»-конторой смогу там что-то путное построить. А может, просто неохота ему было старую строительную документацию из архивного подвала поднимать. Короче, рад он от меня избавиться, по-моему.

— Привет, Кати, — здоровается со мной знакомый голос.

Это Миха. Он шагает мне навстречу и, прежде чем успеваю опомниться, целует в правую, затем в левую щеку. По-родственному.

Никакой он мне не родственник. Недавно мне непременно захотелось бы внести это разъяснение, проставить подобно точкам над i. Но сейчас что-то случается: прежде чем эта мысль приходит мне в голову, думаю и ощущаю я совсем другое, успокаивающее и вместе с тем даже бодрящее немного. Бодрящим оказывается резкий, терпкий, пронзительно-свежий запах, в котором ноль сладости — кислота, скорее. Кисловатая горечь и никакого мускуса. Я не сразу понимаю, что это такое, затем до меня доходит: от него пахнет его «спортивной» туалетной водой. Пахнет, как обычно. Вернее, как раньше. Когда-то.

При виде наших с Михой «родственных» лобзаний чиновник вываливает к нам.

А я соображаю, что это все туалетная вода его. Вот сколько я уже его знаю, Миху? Лет сто. И ровно столько времени понадобилось мне, чтобы понять: он мало что меняет в жизни, пусть однажды и сменил меня на другую.

— Здорово, г-н Шлих.

Ишь ты, а чиновник-то с ним совсем по-другому говорит и — кажется мне или и на меня теперь смотрит иначе?

Они включают корона-смолл-ток, из которого исходит, что Миха с ним на короткой ноге.

— Дома насиделись, — распаляется чиновник, — а ведь строить надо. А то застопорилось все из-за короны. Ведь правда, фрау Херрманн?

Чиновник даже подается вперед ко мне, но я не ведусь на столь пошлые подмазывания.

— Да-да, застопори-илось, — говорю нараспев, по-берлински нудновато-в нос и слегка растягивая слова.

Подкаты или же наезды кого бы то ни было — это мне не в первой. Отношусь к такому спокойно, остужаю некоторой нейтральной занудливостью и спокойной прямолинейностью, какой не лишены и все берлинцы. Не унываю, даже если до собеседника доходит не сразу. Не стервожу, но включаю в разговор факты. В итоге любой, сам не замечая, дает втянуть себя в обсуждение этих самых фактов. В итоге итогов никто не помнит, что кто-то из-за чего-то возникал.

— Это ж вы «делаете» стеклозавод? — допытывается у меня Миха.

— Банк г-на Шлиха финансирует проект, — спешит разъяснить чиновник. Мол, г-н Шлих — свой перец, перед ним я могу не ломаться и не шифроваться.

— Мгм, — отвечаю тогда.

Твою мать, как тесен мир. А банкам, как всегда, положены совсем другие плюшки.

— Фрау Херрманн, вы же получили от меня всю документацию?

«Сволочь» — «думаю» чиновнику, одаривая его улыбкой комнатной температуры. «Не будь со мной рядом этого банкира, моего недо-родственника, хрен бы ты так распевал».