У меня стопорятся мысли, потому что Рик — правда, после продолжительного секса а ля «привет, я дома» — завалился сейчас на диван и: — Бля-а-ать, че за хуета-а-а… — смотрит матч Херты против Вердера под взбудораженный треск чипсов и мерное постукивание донышка — не первой — бутылки пива о журнальный столик. Не догадывалась, что столик у меня там для этого был. Херта не в лучшей форме и пропускает Биттанкуру третий мяч. Второй тайм только начался, значит, терпеть эти мучения предстоит еще долго.
Излагаю Каро свою точку зрения:
Она:
Я:
Да ладно. Что может быть нормальнее и закономернее Рика, смотрящего субботний матч бундеслиги? Под пиво. Не чай же он должен пить под это дело.
— ГО-О-О-ОЛ!!!!! — будто соглашается со мной из прихожей Рик, но потом: — Э-ЭЙ, НИХУЯ, БЫЛ ГОЛ!!! Блять, пиз-дюк…
Я видела и слышала его уже более разъяренным, и сейчас он меня не пугает. Хоть я и испытываю определенное облегчение от того, что эти эмоциональные всплески направлены не на меня.
Похоже, Каро испытывает не облегчение, а, скорей, досаду от того, что новогодняя свинг-вечеринка не состоялась, а поскольку именно я ей об этом напомнила, то и стервозит она теперь со мной.
— мне приходит очень «обиженное» селфи -
Я, кажется, не уточняла, что у Каро очень обеспеченные родители, и на Амазон она утроилась исключительно ради дополнения картины. Надо же чем-то заниматься — или делать вид.
Но меня умиляет ее тон — не соскучившийся, а, скорее, жалобный.
Вспоминаю, не то, как она, «объявившись» после нескольких лет, просила познакомить ее хоть с кем-нибудь, а другое.
Я ведь говорила уже про наши с ней проказы. Так вот… Однажды в школе мы с Каро, как обычно, должны были разойтись по разным урокам, она — на религию, я — на этику. Не знаю, что с ней в тот день случилось, но помню: вот звенит звонок, я говорю ей привычное: «
И я соображаю молниеносно: хватаю одной рукой ее, другой — наши с ней сумки, тащу нас в медпункт — отпрашиваться, мол, ей плохо, мне нужно срочно отвезти ее домой. Уже тогда ее мигрени успели показать себя и мне верят, ставят в известность ее родителей. Нас отпускают.
Ее родителей нет дома, и мы воруем у них из холодильника пиво и джеки-колу в банках, которые в наши «по пятнадцать» нам не продали бы в супермаркете. С ворованным бухлом едем подальше из города, на Ваннзе, а там гуляем и оттягиваемся по полной.
Кажется, мы с ней пьем впервые в жизни. Наверно, тогда просто пришла весна, защекотало не греющее, но смеющееся солнце и снесло нам крышу. Мы молоденькие-красивенькие этакой подростковой, слепяще-яркой весенней красотой, от которой слепит глаза и заболевают головы у всех от зеленых пацанов до взрослых мужиков в возрасте. И нам так весело, что это видно за три версты, и слышно тоже. Наш «оттяг» пытаются стрелять у нас какие-то пацаны, такие же, как мы, прогульщики и тоже без вариантов затариться легально. А мы не жадные — делимся, знакомимся, флиртуем и угораем с теми пацанами, врем им, что сами тоже «из Марцана» и в таком составе гуляем парочками на Ваннзе.
Когда тот сумасшедший мартовский день близится к концу, мы с Каро, с непривычки окосев, делаем вид, что подрываемся ехать с теми пацанами догуливать у них в Марцане, а сами в последний момент выпрыгиваем из метро, машем ручкой им на прощанье, бросаем воздушные поцелуйчики и дико и развязно хохочем вслед уехавшему поезду.
Было это за каких-то пару недель до Михи и наших с Каро страстей по нему, которые, как видно, и взбурлили на буйной почве этих похождений. Затем уж больше ничего подобного не повторялось.
Вспоминаю — и сейчас мне нечего ответить на ее: