(Не)настоящий парень

Лицо Вовы в этот момент сменяет несколько оттенков, разгоняясь от цвета яичной скорлупы до глубоко серого с зеленоватым отливом. Я начинаю подозревать, что папино творение в его желудке задержится не долго. Рука парня тянется к тарелке посреди стола, выхватывает очередной кусочек сала и закидывает в рот.

— Мощная вещь, — хрипит он, прожевав.

— А самое интересное, — с энтузиазмом начинает отец, наклоняясь ближе к благодарному слушателю, приканчивающему запас сала на столе. — Процесс! Это самое, в картошке‑то сахара нет, значит, и дрожжи ее есть не будут, — с видом великого хитреца вещает папа. — А зима холодная нынче была, прошлогодний урожай померз в подвале весь. А что происходит с картошкой, если ее переморозить?

Вова дважды мигает, выдавая свою малую осведомленность о корнеплодах с потрохами. Лицо становится настолько беспомощным, словно только что он очнулся от многолетней комы, а его просят назвать номер своего пенсионного удостоверения.

— Она становится сладкой, — подсказываю я.

— Точно, Зинок! — все так же радостно подхватывает папа, которому развязали руки и язык.

Кстати, что странно. Обычно мама быстро пресекает эти его бесконечные рассказы о жизни дрожжей и процессе дистилляции, а тут ни слова. Сидит, попивает чаёк, поглядывает на Вову. И молчит. Чем и пугает.

— Так вот, а жмых, который остался, мы свиньям на прикормку раскидали.

Пока я пытаюсь разгадать мамин хитроумный замысел и не поддаться панике, папа успел перейти к свиньям. Чудесно.

— Такие хари отожрали, во! — демонстрирует он. — Но нам же и на руку, да, Володь, вон сальце какое вышло, нажористое!

Господь всемогущий. Если бы это был настоящий парень, а не фиктивный, я бы уже пробила головой стол, а он собой входную дверь. Самогонка на картофельных очистках, свиньи на картофельных очистках. Теперь и Вова на картофельных очистках. И кажется, это его предел.

— Я отлучусь, — он улыбается, даже не смотря на испарину, покрывшую его лоб, встаёт и выходит из кухни.

Слышится щелчок выключателя, хлопок двери ванной, журчание воды в кране и подозрительно слившиеся с ней утробные звуки.

Я ещё на мышах поняла, что кулинарию Прудов ему не осилить. Ну подумаешь картофельные очистки. Перемороженные. Из того же погреба, что мыши. Это он ещё не добрался до колбасы из бобров!

— Мне кажется, — наконец, подаёт голос мама. — Мальчику пора. Мы устали с дороги, завтра рано вставать. Знакомство удалось.

Папа кивает, опрокидывая в себя рюмку огненной жидкости собственного производства и не стесняясь, занюхивает воротником.

— Ух, хороша!

— Вы останетесь на ночь? — не без удивления спрашиваю я. Обычно их визиты — два часа бесконечных тычков и упрёков, отполированных шантажом и манипуляцией, и пока‑пока, спасибо за еду, встретимся через месяц. Хотя да, чего я удивляюсь, на сегодня план не выполнен, нужны дополнительные сутки. Блин.

— Папа выпил, куда мы теперь поедем, — смотря с укоризной, говорит мама. — За знакомство, — объясняет, что в этом виновата я. — Твоя подружка же уехала, мы можем занять ее комнату?

— Я вам в своей постелю, — понимая, что так просто все это не закончится и, смиряясь с неизбежным, говорю я.

— А завтра пусть мальчик твой на обед приходит, приготовим с тобой нормальный стол, посидим, как люди, — ещё один камень в мой огород. Так тонко, но точечно умеет только она.

— Он завтра не сможет, у него работа.

— Не смеши, — отмахивается она. — Если серьезно к тебе относится, отложит свою «работу», — теперь она и на Вову перекинулась, принизить значимость того, что она не понимает — тоже ее фишка.

— У него срочный заказ! — на ходу подумываю я.

— Вот и посмотрим, что для него важнее, — не хватает очков в роговой оправе, из‑под которых мамин взгляд выглядел бы ещё весомее.

— Я спрошу, — хватаюсь за спасительный круг последней надежды, что маму удовлетворит его отказ.

— Ну что, между первой и второй, как говорится! — врывается в кухню явно посвежевший Вова. Он что там, втихаря Мезима наглотался?

— Вов, родители устали, — начинаю я.

— Зина говорит у тебя завтра работа срочная, а мы хотели собраться, посидеть по‑семейному, не спеша, — прерывает меня мама, широко улыбаясь моему псевдо‑парню. — А я ей говорю, он наверняка сможет передвинуть планы, чтобы познакомиться с будущей родней поближе!

Она произносит это все лёгким шутливым тоном, но обмануть Вову, как и любого присутствующего здесь, ей не удается. Это ничем не прикрытая манипуляция.

Он смотрит на нее, кидает взгляд на меня, я едва заметно качаю головой и очень заметно выпучиваю глаза, пытаясь передать мое «ни за что». Но телепат из меня никакущий, мама очень хороша, а Вова тот ещё меркантильный жук, и вместо ожидаемого «я не смогу», НеКобейн говорит:

— Без проблем!

Ну всё, придется продавать почку.

— Я тебя провожу, — кладу руки на грудь мерзавца и с силой его выталкиваю из кухни в коридор.

Труда это не составляет, он худощавый и не сопротивляется.

С родителями попрощался, от стопочки на посошок отказался, на предложение взять с собой сальце снова позеленел лицом, можно уводить псевдо‑бойфренда на приватный разговор.