Не может быть

– Мне кажется, ты несколько преувеличиваешь, – пыталась успокоить её АняМата Хари. – Что ужасного в невинном поцелуе? – вопрошала она небо, воздев к нему руки.

– Да разве же в поцелуе дело! С женщиной! целоваться на улице! – гневно парировала Аня-отличница. – Это переходит все границы!

– Да ведь нас никто, кроме Елены, и не видел, – Аня-Мата Хари попыталась разрядить нервное напряжение. – Я думаю, что она не расскажет.

– Индюк тоже думал… – угрюмо протянула Аня-отличница. – Ты только представляешь, что будет, когда она разнесёт эту новость по всей школе?!

– Что? Я не знаю, – дрожащим голосом произнесла Аня-Мата Хари.

– Вот и я не знаю. Но, поверь, мало не покажется. – Помолчав, Аня-пионерка произнесла зловещим шепотом: – Могут даже с работы уволить… По статье «за растление малолетних».

– Ну что ты такое говоришь! – голос Ани-Мата Хари зазвенел от слёз. – Ну какая Оля малолетняя! И вообще, Оля первая начала, – она безутешно заплакала.

– При чем здесь Оля! Ну почему ты такая… тупая! – не в силах сдержаться, выпалила Аня-пионерка. – Более закоснелых ретроградов, чем педагоги, попробуй ещё найди! Школа и лесбиянка – явления взаимоисключающие!

– А помнишь, мы когда-то смотрели фильм про школу? Там учитель был открытый гей, – всхлипывая, но с зарождающейся надеждой в голосе произнесла Аня-Мата Хари.

– Святая простота! – вздохнула Аня-отличница, устало садясь за парту.

– Нет, она не скажет! – убеждённо прошептала Аня-Мата Хари. – Она так смотрела, как будто ей очень-очень душевно больно…

– Вот и я о том! Око за око… – мрачно изрекла Аня-отличница и добавила решительно: – Надо с ней поговорить! Только как?! – задумалась она.

Так ничего и не придумав, Аня решила поговорить с Олей, тем более, что она имела прямое отношение к этому поцелую.

Оля не разделяла Аниных страхов совершенно. Она заявила, что сейчас уже не те времена, чтобы делать из этого проблему.

Её слова Аню немного успокоили, но какой-то червячок беспокойства остался. Не работай она в школе…

Сказала она Оле и о своём желании поговорить с директором и попросить её не распространяться о произошедшем. Оля была категорически против разговора, заявив, что этой просьбой она поставит себя в зависимую ситуацию, даст понять, что боится.

Аня решила перестать думать о произошедшем и жить, как будто не было той нелепой встречи с Еленой возле сквера. Но целовать себя на улице она Оле запретила. Та, конечно, возмущалась:

– Почему я не могу целовать мою девушку?!

– Потому что я учительница, сеющая вечное и доброе в школе постсоветской страны, – безапеляционно заявила Аня.

Глава 34

Через весь рабочий понедельник Ларисы Петровны изречение «Кто владеет информацией, тот владеет миром» проходило красной нитью.

Она снисходительно, как бы сверху-вниз, поглядывала на коллег, копошащихся в болоте неведения. Только она и Елена Владимировна знали! С одной стороны, конечно, это несколько преуменьшало чувство могущества, а с другой – ставило её, завуча, на одну ступень с директором!

Она бросала уничижительные взгляды на Анну Николаевну. Этого волка в овечьей шкуре! Не переставала удивляться, до чего же может быть обманчива внешность. Такая тихая, скромница… Хотя, когда ЗНАЕШЬ, то всё начинаешь видеть совершенно под другим углом.

«Вон как кончиком языка губы облизывает… Тренируется! Они ведь там всё лижут… А как на Нину Петровну смотрит! Ведь просто раздевает глазами! А та, бедняжка, ничего не подозревает.

Это ж она на всех нас, женщин, так смотрит! – пришла шальная мысль. – А ученицы? – набатом зазвучало в голове. – Кто даст гарантию, что она уже не соблазнила кого-то?! Не сломала девочке ещё неокрепшую психику!

Это надо срочно пресечь! Педсовет! Общешкольная линейка! Расширенное заседание профкома! Открыть глаза! Всем!

«Но почему никаких действий со стороны директора?! Почему конспирация? – недоумевала завуч. – Такую змею на груди пригрели! Куда катится мир! Если даже среди педагогов такое… А что, если… – в голову пришла безумная мысль, – в коллективе ещё есть лесбиянки?»

Принялась вспоминать, кто не замужем. Дело застопорилось на работниках кухни и техничках. Жаль, она не владела всеми сведениями по кадрам.

«Надо выяснить!» – поставила себе мысленную галочку.

Желание поведать миру такую новость росло с каждой минутой. К концу рабочего дня Лариса Петровна стала невероятно раздражительной. У неё начался нервный зуд. Даже историк, вечно пребывающий в полудрёме, это заметил:

– Что это вы, дорогуша, всё чешетесь и чешетесь? – и посмотрел ехидноподозрительно.

– Нервы, – сухо ответила завуч.

– С чего бы это? – с деланным участием осведомился тот.

– Работа такая, – отрезала она, а сама подумала злорадно: «А вот тебе, противный старикашка, я ничего не расскажу. Будешь потом локти кусать».

Лариса Петровна чувствовала, что погружается в стресс. Даже пришлось дома поведать новость мужу, чтобы уменьшить количество стрессовых гормонов. Да только это мало помогло: отреагировал он без должного внимания, как то вяло. Ни тебе огромных глаз, ни разинутого рта, ни возгласов удивления.