Проведя с ним беседу и отправив в соседнее помещение дожидаться вердикта, члены комиссии еще раз просмотрели бумаги.
– Я считаю, нужно удовлетворить заявление Михаила Федоровича. – Сказала заведующая общего отделения. – Уже только в том, что он хочет трудоустроиться, как нормальный человек, и начать зарабатывать своим трудом, видно, что он стремится к социализации.
– Да, я поддерживаю коллегу. – Подала голос вторая женщина, клинический психолог, работавшая с мужчиной в последний год. – Михаил Федорович исправно посещал каждое занятие, принимал все препараты, которые я ему выписывала, искал возможности увидеться с сыном.
Ввиду недееспособности его лишили родительских прав. Было это примерно пять лет назад.
– Да с мизерными выплатами на третьей группе неудивительно, что он хочет работать. – Хмыкнул Цезарь Петрович. – Их хоть и индексируют год от года, выше прожиточного минимума все равно не поднимается. Алексей Иваныч, что скажешь?
Леша навалился локтями на столешницу. Бегло просмотрел личное дело пациента.
– Госпитализация была три года назад последняя. – Сказал он, отвлекаясь от бумаг. – С тех пор он лечился амбулаторно.
– Да, мы видели дело. – Нетерпеливо постучал колпачком ручки по столу старик.
– Мне кажется, нужно снять инвалидность. – При этих словах обе женщины улыбнулись. – По крайней мере, при таком диагнозе, если пациент будет соблюдать все меры предосторожности, обострения может и не случиться.
– Если. – Выделил слово заведующий острым отделением. Пошуршал бумагами, вздохнул. – Ладно, большинством голосов снимаем. Пригласите Михаила Федоровича.
Лицо пациента просветлело, когда он услышал о том, что группа инвалидности с него снята.
– Спасибо! Спасибо вам большое! – Мужчина встал и замер, словно перед судьями. – Вы… вы не представляете, каково это, жить с инвалидностью! Я обязательно все рекомендации буду выполнять! Спасибо вам еще раз!
Цезарь Петрович после комиссии ушел мрачный. Леша последовал за ним.
– Почему Вы так расстроены, что мы сняли с него инвалидность?
– Эх, Алексей Иваныч… Они чуть ли не каждый второй от счастья пляшут, когда мы с них инвалидность снимаем. А потом через полгода полумертвые от алкогольного психоза к нам обратно на белы рученьки сдаются. Помяни мое слово.
Когда Леша, наконец, вышел на свое нерабочее «рабочее» время, он заглянул в рекреацию, где сидели пациенты. Эльвира и Света были рядом.
– Эльвира, идем?
Пациентка отвлеклась от своей спутницы.
– Слышь, хрен, – крикнула она, оскалившись в издевке, – на этот раз прощаю. Но предупреждаю: еще раз назовешь меня этим поганым именем, я тебе хлебало разобью!
– Понятно. – Сказал сам себе Леша под звонкий смех пациенток. Не успел, черт бы побрал эту комиссию. Когда теперь снова ждать диссоциации, из которой вынырнет Эльвира, неизвестно. – Варвара Викторовна, пойдемте.
В субботу у него была короткая смена в полдня. Он позволил себе немного отдохнуть и не стал приглашать на беседу пациенток. Вместо этого пропарился с кучей документации по итогам лечения нескольких переведенных в общее отделение. Когда добрался до вокзала, было уже четыре дня.
– Постарайся не пить в этот раз, ладно? – Договаривался он через дверь ванной с Электроником. – Сядь на диван и представь все до мельчайших деталей, как тогда было. Что ты чувствовал, что было вокруг тебя, что ты слышал.
– А это обязательно? Я не помню нихера. – Так же крикнул ему из комнаты Электроник. Леша вздохнул, оглядывая себя в отражении зеркала. Короткие рукава белой рубашки выставляли под электрический свет лампочки шрамы, которых он стыдился. Красный галстук был криво повязан. Леша поправил уголки. Посмотрел себе в глаза. Сегодня – последний раз.
– Ты постарайся. – Ответил он, выходя в коридор. – Ты говорил, там была свечка. Наверное, пахло костром. Скорее всего, пахло еще и лесом, ведь лагеря обычно далеко от города. Комары, само собой… Как было: холодно или тепло? Может быть, сыро? Шел дождь?
– *ля, а можно без этих прелюдий?
Леша остановился на пороге комнаты. Электроник действительно сидел на диване лицом к окну. Кажется, даже пытался что-то представить. Может быть, он действительно не так плох, как ведет себя. Даже немного послушный.
– Во что ты был одет, помнишь? Не смотри пока на меня, смотри в окно.
Электроник помолчал.
– Кажется, олимпийка на мне была. И шорты. Джинсов же не было тогда, да?
– Наверное.
Электроник снова замолчал.
– Да, и кеды еще были. Такие резиновые. Сейчас таких не делают. С круглешками такими на пятках.
– Вот видишь, а говоришь, что не помнишь. А вокруг что было? Что ты чувствовал, когда шел из корпуса, где девчонок обмазали пастой?
– Ну, довольный был, само собой. – Электроник рассмеялся. – Точно, сейчас вспомнил: там девка была одна такая, жиробасина. Как же ее… Наташка Кораблева. Мы на нее аж два тюбика извели, настолько рожа у нее огромная была. И бочища. Ха-ха-ха!
Он рассмеялся, повернув голову к Леше. Замолчал. Леша увидел, как у того возбужденно дернулся кадык.
– Подожди. – Осадил он его, когда Электроник собрался встать. – Отвернись к окну.
Электроник подчинился.