Не, любить татарина

Ольга Васильевна напекла горячих пирожков и решила-таки в канун Нового года съездить к внучке и угостить ее и заодно всю общагу, судя по килограммам пирожков. В этот непогожий день Министерство чрезвычайных ситуаций, куда скоро должна была поступить на службу Анечка, очень просило, даже молило в беспрестанно рассылаемых смсках не выходить без нужды из дома.

Но Ольга Васильевна была глуха к просьбам МЧС, желая прокатиться на своем красном рено, которое вот уже два дня из-за непогоды было не прокаченным, а значит, ржавело и пропадало зря.

Вместо пятнадцати минут, которые отделяли дом бабушки от общежития внучки, Ольга Васильевна проехала три часа пятнадцать минут, сорвав голос в пробке на неумелых водителей, и в бодром духе прибыла-таки к подъезду общежития, но уже не в светлое время суток, как планировала, а практически черной ночью, когда, конечно же, не горела ни одна лампочка, чтоб осветить тот олимпийский каток, в который превратились дорога и тротуары.

И ни о чем не жалея и не заботясь, Ольга Васильевна практически впотьмах на ощупь вышла из машины, таща в руках огромную коробку пирожков, еще теплых благодаря верблюжьему одеялу, коим любовно накрыла она свои яства, и… Беда застала Ольгу Васильевну прям на проезжей части, где она поскользнулась, сначала взлетев вместе с пирожками вверх, а потом очень неудачно упав вниз, похоже, сломав себе ногу и повредив руку.

Хуже всего было то, что в этот коварный день большинство послушалось советов МЧС и носа не совало на улицу. Поэтому Ольга Васильевна как ни старалась привлечь внимание своим и так сорванным голосом, к сожалению, не могла рассчитывать на скорую помощь.

В это время внучка пребывала дома, в своей новой квартирке в двух кварталах от места происшествия, готовя легкий ужин для своего жениха, который в любую погоду, как учил его отец, гулял с Нико.

– Ибо мы в ответе за тех, кого приручили, – неустанно повторял сначала Касим Тимерханович, а потом и совесть самого Талгата, чьи рейсы были отменены на несколько дней вперед, и его ждал внеочередной отпуск с любимой невестой в эти декабрьские холода.

Вдруг Нико сорвался с поводка, и даже сильная молодая рука Талгата не смогла удержать прирожденного спасателя от спасения пострадальцев.

– Но что случилось? – только и успел воскликнуть парень, естественно, побежавший за собакой, которая с пеной у пасти мчалась куда-то вперед в снежную бурю.

Пес ответить не мог. Но его инстинкты пастора, а порода называлась именно так – турецкий пастор, звали спасти старшего брата (или сестру), голос которого немощно продолжал звать на помощь, и только чувствительные уши могли услышать сквозь непроходимую воющую метель этот отчаянный крик, пробудивший древние инстинкты.

Нико и Талгат прибежали тогда, когда первый приступ отчаяния уже охватил Ольгу Васильевну, обнаружившую, что коварство этого дня еще не закончилось, когда в своей сумочке она не нашла сотового телефона, ясно вспомнив, что оставила аппарат дома на трельяже.

И увидев в метели бегущего Нико, похожего на демоническую собаку Баскервилей, впервые в жизни обрадовалась животному, почему-то инстинктивно ощущая, что оно бежит на помощь ей. Николлини тут же принялся оттягивать жертву ДТП с проезжей части.

Подбежавший Талгат, догадавшись о случившемся, стал помогать собаке и принялся осматривать Ольгу Васильевну, лучезарно улыбающуюся теперь не только давней фобии животных, но и незнакомцев. В суете бабушка Ани вряд ли рассмотрела признак третьей своей ненависти – национальную принадлежность человеческого спасителя, ибо черные, как смоль, глаза сливались с чернотой вечера.

– Точно перелом! Надо ехать в больницу! – быстро сориентировался стюард-международник, понимающий не только в переломах, но могущий принять роды, если надо, согласно инструкции: в воздухе, на земле и даже на снегу.

– МЧС предупреждает, что на дорогах опасно… – вспомнила устаревшее предупреждение Ольга Васильевна. – Может, скорую вызвать?

– Пока она доедет – окоченеем, – серьезно отозвался Талгат. – Где ключи от машины?

Ольга Васильевна послушно отдала ключи.

– Вы не волнуйтесь, я с шестнадцати лет умею машину водить. Отец научил.

– А сейчас тебе сколько? – оперлась на плечо спасителя Ольга Васильевна.

– Двадцать три, – тащил норковую ношу Талгат в красный рено.

– Прям как моей внучке, ей двадцать один с половиной, – продолжала светский разговор Ольга Васильевна, забывая про разбросанные пирожки, которых Нико успел слопать штук десять, пока происходила эвакуация их изготовительницы.

Талгат водил машину так, будто вез самый ценный груз в своей жизни, совсем не подозревая, что на самом деле так и было. Он вез свое счастье в лице храброй Ольги Васильевны, почти не хныкающей, берегшей силы для врачей.