На это Лев и делал ставку. Еще в первую встречу с Морозовым он понял, что превыше всего тот ставит свое спокойствие. Главное, чтобы его не трогали, а остальное – второстепенно. Знал об этом и Николай Витальевич.
– Вы помните Андрея Беркутова? Он несколько месяцев проработал в вашем отделе? – задал первый вопрос Гуров.
– Так и знал, что еще услышу это имя, – внезапно заявил Николай Витальевич. – Да, конечно, я прекрасно помню Беркутова. Он уволился с завода не так давно, так что забыть его у меня не было возможности.
– Он отличался чем-то особенным?
– Как вам сказать, внешне он был абсолютно незаметной личностью.
– Тем не менее вы были уверены, что слышите его имя не последний раз. Почему?
– Понимаете, он был несколько странным человеком, – начал Николай Витальевич. – Сначала все было нормально. С работой он справлялся, в конфликты не вступал и особого к себе отношения не требовал. Но потом что-то изменилось. Он стал более замкнутым, каким-то рассеянным, что ли? Постоянно опаздывал, пропускал бракованные изделия и все время старался обособиться. Даже на обеденный перерыв в столовую ходить перестал. Я думал, что это оттого, что ему зарплату урезали. Но он ни разу по этому поводу не возмутился. Слова не сказал, хотя другие сотрудники из кожи вон лезли, чтобы вытребовать себе зарплату побольше.
Николай Витальевич говорил осторожно, точно боялся выдать не свою тайну. Гуров решил облегчить ему задачу:
– Можете не волноваться, о махинациях с заработной платой сотрудников я все знаю. Этот аспект деятельности вашего завода меня интересует постольку, поскольку именно он привел к тому, что добропорядочный человек стал преступником. Но речь сейчас не об этом. Сейчас меня интересует Андрей Беркутов как личность.
– Сделаю вид, что вы мне про зарплатную политику заводского начальства не говорили, а я не слышал, – произнес Николай Витальевич. – Что же касается Беркутова, то я бы охарактеризовал его как социопата. И человека нестабильного в психическом плане.
– Поясните, – попросил Гуров. – Из чего вы сделали подобные заключения?
– Про его нелюдимость я уже сказал. Но это не главное. Последние три месяца его работы в цехе периодически происходили странные вещи. Время от времени на стенах общей раздевалки появлялись листовки, содержащие сплетни и откровенную клевету на руководство завода. Мне приходилось собирать их и выкидывать в мусорное ведро. Но спустя несколько дней они появлялись снова. Наряду с клеветой на руководящий состав появлялись листовки, призывающие устроить забастовку, главным требованием которой должно было стать требование выплаты обещанной зарплаты. Не повышения, нет, именно выплаты той суммы, которую озвучивали при приеме на работу. Я понимаю, не очень-то приятно узнать, что твой бюджет урезан вполовину, но ведь наш завод не единственный, кто так поступает. Эту политику придумали не на нашем заводе. Такое происходит повсеместно. По всей стране, понимаете?
– Николай Витальевич, оставьте муки совести для более благодарного слушателя, – остановил его Гуров. – Не забывайте, меня интересует только Беркутов.
– Да, простите, – смутился тот и продолжил: – Так вот, поймать с поличным автора листовок мне не удавалось. Как будто он действовал в шапке-невидимке. Но я и тогда подозревал, что это дело рук Андрея Беркутова.
– Почему вы так решили?
– Почему я был уверен, что это происки Беркутова? Сейчас уже и не вспомню. Только после его увольнения все это прекратилось. Выходит, я был прав.
– Странно, что Морозов не обмолвился об этом ни словом, – медленно проговорил Гуров.
– Ничего в этом странного нет, – возразил Николай Витальевич. – Дальше нашего цеха это не распространилось. Я не желал выносить сор из избы, считая это глупой шуткой недалекого человека.
– По-вашему, Беркутов глуп?
– Нет, он не глуп. Он скорее дремуч. Такое ощущение, что в детстве он начитался книжек про революцию и застрял в том времени, так и не сумев понять, что времена давно изменились. А может быть, не хотел понимать, – пояснил Николай Витальевич.
– Почему же он в итоге уволился, если никогда не возмущался по поводу своего заработка?
– Это я настоял.
– Вы? Вы его уволили? – удивился Гуров. – Я думал, что он, как и многие другие, написал заявление на увольнение добровольно.
– Это не так. Когда ситуация с прокламациями стала слишком уж навязчивой, я вызвал его к себе и поставил ультиматум: либо он увольняется, либо я даю делу ход, провожу внутреннее расследование, выявляю его как агитатора, ведущего подрывную деятельность в коллективе, а заодно приплюсую мелкие кражи, совершенные им за весь период работы.
– Беркутов был нечист на руку?