Не хочу в Нормандию!

Жизнь не дала мне ни одного шанса. Хоть была я очень влюбчивой девушкой. Страдала себе втихомолку. И ни одного дня не проходило без слёз. Лет до двадцати пяти я ещё носилась со своей девственностью в поисках достойного кандидата. Ближе к тридцати была согласна на любого более-менее адекватного, при наличии чувств смирилась бы даже, наверное, с женатым. Но героя способного на этот беззаветный подвиг найти так и не удавалось. Когда на горизонте замаячила стыдная перспектива навсегда остаться старой девой, выручила опять же хитроумная Лолка.

После официальной части встречи выпускников, она потащила одноклассников к себе домой, по дороге к компании прибились парни из параллельного класса. Накачавшись да поросячьего визга, к полуночи все расползлись. Лолка ушла спать в бабушкину комнату, оставив меня с одним из малознакомых однокашников – Димой-пианистом. Он был сильно пьян и вряд ли представлял, какую важную миссию ему предстояло выполнить. Но оставаться девственницей в мои годы, было уже просто неприлично. И я решилась…

На душе остался лишь осадок опустошённости и недоумения. И это всё?! Быстро, больно, нелепо, пусто. Единственное слабое оправдание, которое я придумала этому гадкому акту – то, что Дима-пианист был очень красив, похож на известного певца – признанного короля эстрады.

С тех пор я выключаю телевизор, когда на экране маячит этот постаревший, обрюзгший от осознания своего невыносимого величия, изрядно потёртый эстрадно-королевской жизнью нелепый дядька.

Но ничего не бывает напрасно, зато теперь я точно знала, что мне не нужны отношения, особенно интимные, без чувств. Но вот только неумолимое время текло, а отношения с чувствами никак не заводились.

Да и когда было глупостями заниматься? Сначала школу нужно было заканчивать с серебряной медалью, ещё и одновременно с музыкалкой. Бабушка тогда сильно заболела, перенесла инсульт. Как родители меня в младенчестве к ней подкинули, так мы с ней всю жизнь и живём вдвоём. Доход наш всегда – только с голоду не умереть. Пришлось подрабатывать в детском садике – музыкальным работником. После окончания пединститута пошла работать в школу учителем музыки. Это Ад кромешный, одним словом – КАЗЕМАТ! Кто в этой шкуре не бывал, тот меня вряд ли поймёт.

– Пацаны! Атас! Музычка идёт! Музычка идёт!

– Лен Санна, а у нас сегодня самостоялка будет? А?! Лен Санна! Лен Санна! – со всех сторон галдят мои оглоеды, для которых эти уроки музыки – законный отдых после зверских физик–химий–математик.

Я даже отчество своё стала ненавидеть, как мученик ненавидит инструмент пытки – какие-нибудь щипцы для вытягивания кишок.

Учительница по правоведению принесла как-то в школу свод судебных законов одной из стран северной Европы. Оказалось, что у них человек более пяти лет проработавший в школе не имеет право свидетельствовать в суде. Деформация личности на фоне агрессивной психотравмирующей среды. Наши в большинстве были с таким диагнозом согласны.

Весь день словно находишься внутри осиного роя. Живая жалящая масса окутывает и не замирает ни на миг. Помню, Лолка как то рассказывала, что у них, в открыточном благополучном дворике случилось страшное – дикие осы поселились в почтовом ящике! Тут же примчались бдительные французские спасатели в спецкостюмах на большой машине с мигалкой и победили злостных нарушителей порядка при помощи шланга с отравляющим газом. Эх, мне бы хоть одного такого спасателя, можно даже без машины и без шланга!

Но вернёмся к российским реалиям – юное гиперактивное поколение в подмётки не годится истеричным коллегам и в особенности начальствующим дамам в климаксе. Всем вокруг чего-то от тебя надо и ты заранее в чём-то виновата. Не вовремя сдала журнал, план, отчёт, не досмотрела, прогнулась недостаточно низко, не в той клеточке закорючку поставила. Дёргают, дёргают, дёргают… К концу работы выпита до капли вся кровь. Тут не до женихов! Да и где их взять – кругом одни бабские задницы, одна противнее другой. Физруки-трудовики не считаются, как говорит Лолка, если мужчина работает в школе – это не мужчина.

Хотя… есть у нас один молодой человек, Сергей Сергеевич – историк. Этот в школе явно долго не задержится. В науку пойдёт. Фанатично увлечён своим делом. Наверняка, втихаря на кухне диссертацию пишет. Ученикам взахлёб рассказывает много интересного, иногда далеко уходя от школьной программы. Таких чудиков дети любят:

– Уматный тип!

– Прикольный чувак!

Считают его за блаженного, конечно, но прощают всё. И небольшой росточек, и еврейскую картавость, и даже то, что вещая очередную архаическую байку, историк, впадая в раж, начинал бессистемно махать руками, выпучивал круглые чёрные глаза, горящие диким восторгом, не замечая, что обильно оплёвывает собеседников. Сначала его прозвали Радзинский, но потом прижилась сказочная версия пятиклашек – Хоббит.

Он постоянно находился в состоянии одержимости какой-нибудь идеей, каждый раз новой. На этот раз его сознание помутилось под натиском очарования древним искусством фэн-шуй.