Вот он-то и состряпал, в точности уловив мою мысль, начинку для увесистого сундука. От крышки он пустил веревочки к пяти кресалам. Хватило бы и одного, но вдруг осечка, а надо чтоб искра была наверняка. Сам сундук был заполнен порохом, а железные стенки напоминали гранату-лимонку – в точности такие же ребристые. С внешней стороны он был красиво расписан разноцветными узорами. Это для соблазна. Татары и соблазнились.
Рвануло так, что мало не показалось. Потом, когда ближе к закату мы собирали своих убитых, один из любознательных ратников специально по моей просьбе подсчитал лежавших на месте взрыва татар. Четыре десятка с лишним. Сколько раненых – неизвестно, но если следовать стандартной логике, то должно быть около сотни.
К сожалению, мало чего мы провернули с этим рыжеватым, слегка заикающимся пареньком – времени не было, но, если даже считать один этот сундук, получается, что… Впрочем, тут не до цифири. Вот выстоим, если удастся, а уж тогда…
Зато с трофеями, включая и «живые», ребятки Воротынского расстарались. Им удалось завалить не только кучу знати из числа лихих ногайцев, но и самого главного – Теребердея-мурзу. Отличился и сторожевой полк. Суздальский дворянин Аталыкин ухитрился выбить из седла и захватить в плен Дивея-мурзу, который был у хана чем-то вроде начальника штаба.
Выяснил я это случайно, во время допроса пленных. Надо же знать, кто попал нам в руки, чтобы в случае чего иметь возможность поторговаться. Про последнее я Воротынскому не говорил.
Вот-вот. Так же и князь. По его мнению, с басурманами торг тоже неуместен, потому лучше про свои задумки до поры до времени помалкивать. Но про такого знатного пленника я молчать, разумеется, не стал и, когда ткнули пальцем в Дивея, мигом помчался к Воротынскому.
Правда, оценил я масштаб потери крымского хана чуть позднее, когда сам пообщался с мурзой. Ох и башковитый мужик. Злой, конечно, христиан на дух не переносит – прямо тебе ваххабит из Средневековья, и говорить о войске хана отказался наотрез. Мол, пытай, неверная собака, все равно молчать буду, но исподволь я сумел его разговорить и понял – этот дядька один стоит двадцати тысяч простых пленников. После этого оставалось уверенно заявить Воротынскому:
– Теперь все. Аталыкин не мурзу за шиворот приволок – он тебе, князь, веревку в руки дал, а на другом ее конце сам Девлет привязан. Чтобы освободить Дивея, хан не два-три дня возле нас проторчит – всю седмицу истратит.
– Какая седмица? – досадливо поморщился Воротынский. – У людишек в брюхе от голода шкварчит. Кой-кто дошел до того, что конину жрать учал.
Честно говоря, такое доказательство голода мне было несколько чуждо. В конце двадцатого века народ в России ту же конскую колбасу лопал бы с огромным удовольствием, только давай. Я и сам ее пробовал – жестковата, конечно, но вкусная, а тут, оказывается, если человек перешел на конину – голод. Хорошо живем, ребята.
– Три дня продержимся, но не боле, – подытожил он. – Я так мыслю: надобно нам ныне выходить, чтоб к завтрему приниматься за твою задумку.
– Рано, – заупрямился я. – Обожди еще чуть-чуть. Не выдохлись они покамест.
– Послезавтра – край! – отрезал Воротынский, и я с ужасом представил следующий день, когда поддержки ждать будет неоткуда, – предполагалось, что князь оставит тысячу конных, чтоб никто ничего не заподозрил, но это капля в море.
Единственное, что может спасти, – боевой дух и умение действовать не числом, а тактической сноровкой, скоростью и слаженностью. Главным воеводой за себя по моему настоянию Воротынский оставил в гуляй-городе не набольшего из полка правой руки, то есть боярина и князя Никиту Романовича Одоевского, а все того же Хворостинина. Получалось, что и опричнину не «зажал» – они оба в нее входили, и в то же время самый лучший выбор.
Да и остальные воеводы из тех, что оставил князь «Вперед!», тоже соответствовали – отчаянные, лихие и оптимальные по возрасту – мои ровесники. Один князь Осип Васильевич Бабильский-Птицын чего стоил. Никогда не унывающий балагур, а сабелькой орудует так, что дух захватывает. Таким сыном любой отец может гордиться. Кстати, вроде бы сродни Долгоруким, хотя точно я не узнал, не до того. И таких, как он, немало – чуть ли не через одного. Но все равно завтрашний день виделся мне таким кровавым, что…
Однако я, по счастью, ошибся – штурма не было. Воины Девлет-Гирея зализывали раны, приводя себя в порядок. Я посоветовал Воротынскому воспользоваться затишьем и дать всем поспать до вечера. Так и было сделано. А потом они ушли, и мы остались одни. Кроваво-красный солнечный диск еще не успел оторваться от земли, как татары ринулись в первую атаку.