Не хочу быть полководцем

Правда, на мой вызов немецким стрелкам отреагировал живо. Единственно лишь опасался, что мы не сможем утереть нос иноземцам. Ведь тогда ему самому – ужас какой – придется вручать главный приз – серебряный кубок – кому-то из наемников дружины Георгия Фаренсбаха, которого князь на русский манер упрямо величал Юрьем Францбеком. Ну не верил князь, что я всего-то за пару месяцев, даже меньше, сумел подготовить достойных конкурентов.

Сам Фаренсбах – опытный вояка с пегими волосами, чуть припорошенными на висках сединой – насчет призов, которых предполагалось три, как раз не сомневался, будучи уверенным в том, что их непременно получит либо Иоганн, либо Готлиб, либо кто-то еще из десятка лучших его стрелков, выставленных им от своей многотысячной дружины.

Он и перед самым началом состязания выглядел хладнокровным, начав нервничать лишь после первого залпа, когда стало ясно, что Пантелеймон, Фрол – один из ребят-близнят, тихий Мокей и мой Тимоха лучше на целую голову, а результаты остальных тоже хоть и не так сильно, но все равно выше немецких.

Второй выстрел упрочил преимущество моих «спортсменов», а после третьего стало ясно, что догнать нечего и пытаться. Победу, как и следовало ожидать, одержали мои парни. Пантелеймон стал первым, Мокей вторым, заполучив кубок поменьше, а третье место и серебряную чару в упорном сражении с Фролом все-таки завоевал мой Тимоха. Кстати, всего двое из немецких стрелков вошли в первую десятку, да и то в самый ее хвост, взяв восьмое и девятое места.

– А ты, Георгий, усмехался, когда две седмицы назад на нас глядел, – невинно напомнил я Фаренсбаху последнюю нашу встречу, произошедшую на пути к полигону.

Дорога-то наша лежала через Болвановку, где после нашествия Девлета царь повелел размещать немецкий служилый народ, так что Фаренсбах не раз и не два встречал нас на ней. И всякий раз, окидывая наше разношерстное воинство надменным взглядом, он презрительно усмехался вдогон. Мол, как вы ни тренируйтесь, вояки, а нас в мастерстве вам не догнать, ибо варвары.

Ну-ну. К слову сказать, я по причине неугомонности к тому времени успел побывать во многих московских слободах, и белых, и черных[68], так что имел возможность сравнить. Правда, в дома жильцов Болвановки не заглядывал, потому о внутренней чистоте промолчу, но касаемо улиц могу заявить со всей ответственностью, что нигде не сыщешь такой грязищи, как в этой слободе для иноземцев. Осенью и весной телеги там уходили в грязь по самую ступицу, так что и осей не разглядеть.

Может, отсюда и пошло прозвище слободы, как знать. Во-первых, сами проживающие как болваны – по-русски с пятое на десятое, и то далеко не каждый, а во-вторых, надо быть настоящим болваном, чтобы поздней осенью или ранней весной ехать через эту слободу, особенно с грузом, – обязательно застрянешь. И кому больше подходит прозвище «варвар»? Впрочем, я отвлекся…

Поначалу я был равнодушен к взглядам Фаренсбаха. Подумаешь, хмыкает себе немчура в усы, ну и пускай. Но если бы он был один, а то ж, как правило, со свитой человек в десять, и та, в отличие от Фаренсбаха, усмешками не ограничивалась. Лопотали они, правда, по-своему, так что хлопчики мои не больно-то злились, хотя иронию чувствовали. Слова «русиш швайн», которые до меня доносились, я им не переводил во избежание конфликта, а остальных и сам не знал. Впрочем, что знать. Все они из одной серии.

Но потом, во время пятого по счету такого вот свидания, когда уже был уверен, что мои орлы не подведут, я направил коня к Фаренсбаху и после вежливых приветствий предложил эти состязания, невинно заметив, что на них точно выяснится, кто именно швайн – русиш или дойч, и кому придет капут.

Тот еще колебался – не слишком ли для него зазорно принимать подобные вызовы, и тогда я заметил, что помимо призов победителям готов побиться с ним об заклад на двадцать червонных дукатов. Наемник есть наемник. Перед таким соблазном, как урвать на халяву двадцать золотых, Георгий не устоял и дал «добро», ударив со мной по рукам в присутствии всей своей свиты. А мне этого и надо.

Нет, дело было даже не в оскорблениях, хотя проучить наглецов тоже не мешало. Главное же заключалось в ином. Глаз я положил на этих вояк. Большой и завидущий глаз. Возглавлять их я не собирался и на командирские лавры не претендовал, а вот в предстоящем сражении они могли очень даже запросто пригодиться. Выучка у них – будь здоров, строй держать умеют – обзавидуешься, так что лучшей кандидатуры основных противников татарской конницы искать не имело смысла. К тому же они – наемники. Пускай хоть всех выкосят – Русь не обеднеет ни на одного человека, а Иоанн Васильевич наберет себе еще. Этим последним аргументом я впоследствии и добил Воротынского, когда уговаривал его обратиться к царю с просьбой придать ему воинов Фаренсбаха.