Не хочешь по-хорошему?

— Сереж, нам пора идти, солнышко, дай папе обуться, — Ангелина смотрит на повисшего на моей шее сына и улыбается, и тот разжимает руки, и я замечаю какие у него раскрасневшиеся глазки. — Завтра у нас выходной, и мы проведем целый день втроем, а сейчас нам надо идти, любимый…

— Ты завтра приедешь? — Серега обращается ко мне, и я киваю и опускаю его на пол, цепляя маленькие ручонки в свои.

— Когда ты проснешься я уже буду здесь.

Сынок улыбается когда Ангелина целует его заплаканное личико, а я в который раз поражаюсь насколько был слеп, когда думал что она Ольховского назвала любимый, когда разговаривала по телефону при мне. Искренне и самозабвенно она называет так только Серегу, потому что его больше жизни любит. И я не уверен, что смогу когда-то претендовать на такое обращение. Но попытаться стоит.

— Идем? — Ангел провожает взглядом нашего сына, а потом поворачивается ко мне и выставляет палец вперед будто кое-что забыла. — Я сейчас, дай минутку!

Скрывается за дверью спальни, а в коридор выходит Татьяна Петровна и я обращаюсь к ней.

— Вы сможете тут заночевать? Я боюсь, прием затянется… — хотя кого я обманываю…? В глазах женщины тут же мелькает догадка, и я отбрасываю притворство. — Я привезу Ангелину утром, вы не против?

— То есть вы хотите сказать, что Геленька заночует у вас, молодой человек? — суровость ее слов не вяжется с улыбкой в проницательных глазах. Киваю, понимая что бесполезно юлить, и собеседница сдается и улыбается. — Надеюсь, вы знаете свое дело, и я вскоре погуляю на вашей свадьбе…?

Непроизвольно вытягиваюсь по стойке смирно и киваю.

— Будь моя воля, мы поженились бы сегодня, но Лина упрямо настаивает на месяце подготовки…

Во всем мире только эта женщина в переднике может понять мою боль.

— Она даже переезжать ко мне не хочет, пока не распишемся…

В коридор входит Ангел, и я замолкаю, а Татьяна Петровна заговорщически улыбается и говорит чуть громче.

— Ну если такой длинный прием, то конечно оставайтесь до утра. Я поночую тут…

Лина щурится, подозревая нас в сговоре, а я благодарно киваю своей сообщнице и протягиваю руку, чтобы проводить свою будущую жену к машине.

— Полагаю, нам пора.

Выходим в подъезд, закрывая за собой дверь квартиры, и как только оказываемся в лифте, я притягиваю Ангела к себе, но она протестующе пищит.

— Арман, помада!

Замираю в миллиметре от ее губ, а руки не поддаются предостережению и сминают плоть под белым платьем, комкая ткань.

— Сведешь меня с ума, женщина!

Упирается ладошками в лацканы пиджака и улыбается так, что хочется проигнорировать предостережение и стереть ее помаду своими губами.

— Я к этому стремлюсь…

Рычу, чувствуя как внутри все кипит, но створки лифта расходятся, и Ангелина выходит первая, явно наслаждаясь своей недосягаемостью. Ну ничего, малышка, сегодня ночью, я заставлю тебя стонать, и тогда посмотрим кто будет смеяться последним…

У подъезда уже ждет Жора, и я открываю дверцу, помогая своей даме усесться, а потом устраиваюсь рядом. Жора передает мне документы, и я кладу на колени Ангелу папку, благодарно кивая водителю.

— Что это? — она вопросительно на меня смотрит, и я загадочно улыбаюсь. Малышка аккуратно достает подписанные бумаги и начинает сосредоточенно изучать, а потом поднимает голову и ошарашенно изрекает. — Ты серьезно?

— В наше время приходится дико постараться, чтобы произвести впечатление на девушку, цветы и побрякушки не для тебя, да малышка?

— Хасанов, ты серьезно? — голос повышается на октаву, и в глазах загорается огонек безумной радости.

— Да, школа твоя ты ее полноправная и единоличная владелица, делай с ней что хочешь, можешь хоть по кирпичикам разобрать…

— Арман! — целует, и я едва успеваю подумать о ее помаде, но Ангел отмахивается. — Да черт с этой помадой!

И вместо того чтобы целовать самую желанную женщину в мире я начинаю смеяться ей в губы, поражаясь умению своей будущей супруги играть моими эмоциями.

У банкетного зала, выкупленного для сегодняшнего вечера, пока припарковано немного машин, но думаю через пол часа тут будет яблоку негде упасть. Выходим, и я замечаю на парковке знакомую машину.

— Вот черт, — непроизвольно срывается, когда из Орловского гелика выскакивает Светка и, заметив, что мы с Ангелиной приехали вместе подозрительно щурится, глядя на меня, а потом распахивает объятия и сгребает мою будущею жену в объятия. Андрей кивает мне и достает сиги, и я даю ему знак, что сейчас присоединюсь.

— Слушай, прости, что не пришла на тот прием, мальчишки ротовирус подхватили, я всю ночь у их постелей провела с тазиком, — она чмокает Лину в щеку, и та заверяет что все в порядке. Помаду с губ сотри, пока не спалился, конспиратор хренов.

Разжимает объятия и тянется к сумочке, доставая оттуда салфетки, Ангелина мило краснеет, и взяв у Светы пачку подходит ко мне чтобы стереть следы нашего поцелуя.

— Как она разглядела бесцветный блеск? — шепотом обращается ко мне, а я пользуюсь положением и сжимаю тонкую талию Лины, притягивая малышку ближе.

— Светка за километр почует подвох, так что скрывать что-то от нее бесполезно, знаешь…