Не хлебом единым

Через неделю примерно Алексей встретил около “Универсама” Семеновну. Прежде, иначе как за свечным ящиком, он ее не видел, и теперь едва узнал: без всех своих служебных полномочий, она стала обыкновенной маленькой безпомощной старушкой.  Она, еще не узнанная им, долго прогуливалась около фруктовых прилавков, рассматривая и выбирая, так что любезные до известной степени торгаши-кавказцы начали уже на нее цыкать. А она все не решалась ничего купить, ощупывала арбузы и перебирала томаты.

— Эй, слюшай, иди, — отмахнулся от нее, как от назойливой мухи, какой-то усатый ара, — нэ мешай работать людям.

Она отшатнулась, но подошла к другому прилавку. Народу в этот час было немного, и Алексей мог спокойно наблюдать за всеми торговыми перипетиями, хотя, по большому счету, он был на работе. Но у него ведь и работа такая — наблюдать. Он стоял спиной к магазинной витрине и, как искушенный рыбак, искал свою плотвичку или пескарика. В отличие от Витьки Хребта, который часами сидел с протянутой рукой, он предпочитал делать разовые набеги: высмотреть нужного человека, на ходу сочинить доверительную историю, и не ошибиться — где жалостливую, а где — по-солдатски суровую; где — осуждающую весь мир, а где безжалостно-самокритичную. Ошибиться — значило в лучшем случае ничего не получить, в худшем — заработать по шее. Но был у него уже некоторый опыт, который позволял делать минимальное количество ошибок, то есть и человека выбрать верно, и себя под нужную сурдинку подать. “Не смей, Петрович! — укорял иной раз внутренний голос, обосновавшийся за лобной костью. — Себе дороже будет!” И будет, знал Алексей, будет, если не послушает, однако лукавил, вилял и делал-таки свою работу, не переходя, все же определенных границ.  Вечером же они с Витькой подводили итог соцсоревнования, как в шутку его называли: и хотя строгой статистики не существовало, но по грубым прикидкам чаще побеждал Алексей.

Так вот, он как обычно наблюдал за редким сейчас людским потоком, просеивая его сквозь свое профессиональное сито, и выделил эту маленькую суетливую старушку, для дела совершенно непригодную, но просто вызывающую некоторое сочувствие. Еще один черноголовый торговец зашипел и замахал на нее обеими руками, а какая-то местная полупьяная шмара, желая подластиться к горячим и денежным абрекам, схватила старушку за рукав и потянула прочь. “Помог бы, что ли, Петрович?” — подзуживал внутренний голос. Да ладно, отмахнулся было он, но старушка обернулась, и Алексей с удивлением ее опознал. Мать честная! Семеновна!

Он подошел и вежливо попросил шмару удалиться, незаметно ткнув ее кулаком в бок Та взвизгнула и в момент испарилась.

— Никак Ляксей Петрович? — признала Семеновна. — Ты чего ж, покупаешь тут что?

— Так, — пожал плечами Алексей, — по мелочи.

— А я вот дочери племянника на именины арбуз хочу выбрать.

— Какой тебе, Семеновна, я помогу?

— Да так, чтобы хватило, — Семеновна достала маленький истертый, времен оттепели, кошелек и смущенно продемонстрировала его содержимое. Не густо!

— Ладно, я сейчас моментом выберу самый большой и дешевый, так что хватит, — пообещал Алексей.

Он подошел к продавцу, которого знал, и неслышно для Семеновны шепнул:

— Послушай, Махмут, я для сестры возьму арбуз на десять кило, а ты с нее за два кило возьми. Я отработаю, ты знаешь.

— А, бэри, — махнул волосатой рукой Махмут.

Алексей, выбрав тяжелого полосатого кабанчика, вручил его Семеновне, и та с удивлением заплатила совсем небольшую сумму.

— Ну, Ляксей Петрович, — умилилась она, — век не забуду вашей доброты. Кто добро творит, тому Бог отплатит. За добро Бог плательщик. Где бы мне, старой, такой арбуз так дешево купить. Вот что значит мужик!

— Где ж твой-то мужик, Семеновна? На печке небось кости греет?

— Мой-то? Мой помер давно. И сына недавно схоронила. Вот племянник только, да дочь его заместо внучки, а так одна я. А ты-то сам что? Мужик вон с головой, бросил бы пить, да за ум взялся. Где семья-то твоя?

— Ум-то мой, Семеновна, вышел давно. А семья есть, но не нужен я им. Раньше они мне были не нужны, а теперь — я им. Так что я не в обиде!

— Ты приходи в храм, я с батюшкой поговорю, — пообещала Семеновна, — только трезвый приходи, пьяным, не обессудь, не пущу.

— Да я понимаю.

Алексей скособочившись нес полосатый арбуз в полосатой же торбе, а с другого бока, ухватив его под руку, семенила маленькая Семеновна. И казались они, несмотря на разницу в возрасте, дружной семейной парой, не мешал даже слишком запущенный и обношенный вид Алексея. Впрочем, многие ли из пожилых людей могут похвалиться сегодня хотя бы относительным достатком?

Они дошли до остановки и Алексей посадил старушку на автобус, галантно помахав ей рукой на прощанье, а потом повернул обратно.

У первого же ларька он увидел семафором маячащего Витьку Хребта. Размахивая мосластыми руками, тот что-то объяснял какому-то военному:

— Товарищ страшный прапорщик, это ваш долг. Долг военного и гражданина! Иначе же вы подведете российскую армию!