Не измени себе

Прыжки начались с высоты 190 сантиметров. Картанов и Габидзе ее пропустили. Стремясь быть в центре внимания и идти с ними как бы на равных, а заявил судьям, что отказываюсь от попытки тоже. Установили 195. Мои основные соперники - мне было лестно так думать - не отреагировали и на эту высоту. Я чуть заметался, но взял себя в руки - в протокол внесли вторичную отметку о моем пропуске. При этом один из судей спросил:

- Не много ли на себя берете, молодой человек?

Я не удостоил его ответом.

Публика оживилась, на меня обратили внимание. Кое-кто стал указывать в мою сторону. Мне это понравилось. "Если они пропустят и два метра - я тоже. Пойду до конца".

Каков будет этот конец - уже не имело значения. Я словно включился в азартную игру со ставками. Меня интересовал уже не результат, а сам процесс!

Планку наконец подняли на 2 метра. Картанов и Габидзе встали со скамейки.

"Ага! - отметил я. - Нервишки у вас тоже слабы!"

Кроме нас троих, в секторе осталось еще шесть прыгунов. Двое взяли очередную высоту с первой попытки, другие сбили. Настала моя очередь.

Я решительно вышел к месту разбега, без какой-либо внутренней подготовки рванулся вперед и грубо задел рейку коленом. Вылезая из поролоновой ямы, заметил несколько насмешливых взглядов.

"Пусть! - сказал я себе. - Все равно перепрыгну!"

Картанов, а за ним Габидзе вдруг очень легко преодолели эту высоту с первой попытки. Аплодисменты с трибун неприятно резанули мой слух.

Перед второй попыткой я на несколько секунд закрыл глаза.

"Победа! - стал внушать я себе. - Только победа! И - стопор. Хороший стопор".

Сорвавшись, я понесся навстречу планке. Высота стала расти и, словно магнитом, отталкивать меня. Я почувствовал это с первых же шагов. Неожиданно остановившись, я на несколько секунд тупо уставился на рейку, затем резко снял ее и плашмя бросил на маты. Раздался свист.

Ни на кого не глядя, я вернулся к скамейке, сел. По реакции зала я понял, что никто из зрителей всерьез меня и не воспринимал. Свист был снисходительный, добродушный.

Вечером в гостиницу неожиданно явился Скачков - старший тренер сборной страны по прыжкам в высоту. Он позвал меня в бар выпить кофе.

Для начала он по-отечески посоветовал мне не расстраиваться. Затем подробно расспросил, где я живу, чем занимаюсь, у кого, что собираюсь делать дальше, а в заключение поинтересовался - не хочу ли я учиться в Москве и тренироваться у него!

- Вы же видели меня на соревнованиях! - вырвалось у меня.

Скачков ответил:

- Результат не показатель. Главное - перспектива. - Он улыбнулся. Извини. Но ты просто технически не обтесан.

Договорились мы так. Я возвращаюсь, а через полтора месяца Скачков официально вызывает меня на всесоюзные сборы.

Вернувшись к Абесаломову, я стал ждать вызова, но внутренне принялся готовить себя к тому, что эта затея рухнет так же неожиданно, как и возникла. Я боялся верить в случайности, так как более всего опасался душевной избалованности. Я уже знал, мне это открыл Абесаломов, что душу нужно тренировать еще больше, чем тело, и постоянно держать ее "на воде и черном хлебе". Увеличивая нагрузки, я принялся тянуться за гигантом Кузьменко. После тренировки стал оставаться на стадионе и метать молот, толкать ядро, прыгать с шестом. День ото дня мои мышцы адаптировались к усталости. Но однажды заныло сердце.

Добродушный богатырь Кузьменко не любил бездельников. В 28 лет рекордсмен Европы, сильнейший десятиборец страны, он в отличие от меня был начисто лишен честолюбия.

- Всякие медали, статьи, фотографии - все дребедень, - говорил Кузьменко. - Это для дамочек.

А однажды он по секрету поведал мне:

- Я на себе эксперимент ставлю - есть в нас предел или нет. Понял?

Про боли в сердце я никому не сказал и через день нарочно попробовал себя на кроссе. Ничего! Довел тренировку до конца - все нормально. Но перед сном сердце опять неприятно заныло. "Пустяки! - объяснил я себе свое состояние. Элементарная неврастения, не больше!"

Утром врачи сказали:

- Обычная перетренировка. В больницу ложиться не надо, но нагрузки сократить.

Неделю спустя пришел вызов: меня официально приглашали на всесоюзный тренировочный сбор легкоатлетов. Абесаломов, видимо, понял, что я оказался шустрым малым и теперь от него ускользаю.

- Сколько волка ни корми - все в лес смотрит! Только гляди - пожалеешь! Десятиборье - основа основ. С него на любой вид уйти можно.

Опасаясь выдать свое состояние, я не смотрел ему в глаза и испытывал смешанные чувства - своеобразную привязанность к человеку, благодарность, щемящее ощущение вины и одновременно четкое, почти безжалостное понимание того, что я уже не могу получить от него больше, чем он мне дал. Так было с моим первым учителем физкультуры, так случилось с тренером детской спортивной школы, теперь произошло с Абесаломовым.

КАЛИННИКОВ

Взрывная волна швырнула меня на землю, я тотчас сел, грязный, испуганный, с крошевом зубов во рту. Мои товарищи, точно тараканы, быстро заползали в какую-то щель.

Подняв голову, я увидел три "мессершмитта". Они летели прямо на меня, едва не задевая крыш двухэтажных домов.