В тишине, царившей здесь, в этой изнанке мира, раздался смешок, жуткий в своей осознанности, — похоже, конкретно у этой нежити имелся разум. Магия Гастона сползла с него вместе с плотью, оплыла, стекла на землю, а на белеющих костях стремительно начала нарастать новая. Глаза твари светились гнилостным зеленым, не отрываясь от предполагаемой жертвы, и Гастон дал волю бушевавшей в нем темной силе: невзирая на нараставший в плече мертвенный холод, он развернулся к противнику и вскинул перед собой посох, направив его на нежить. Неподвижный воздух вокруг существа стремительно сгустился, окутав непроницаемым туманом, который начал сжиматься, не выпуская за свои границы ничего. Послышалось яростное шипение, субстанция заволновалась, словно внутри что-то шевелилось, пытаясь вырваться, а Гастон, оскалившись в злобной ухмылке, сжал в кулак пальцы свободной руки, не опуская посох. Желание задавить, уничтожить нежить заполнило его до краев, сила свободно текла через него, с радостью изголодавшегося зверя набросившись на тварь. Туман сжимался, став плотным и почти осязаемым на вид, шевеление в нем прекратилось, и в стылом воздухе разнесся тоскливый, полный бессильной ненависти вой, от которого у Гастона волосы встали дыбом на всем теле. Из-под тумана потекла вязкая жидкость отвратительного белесого цвета, вой оборвался, а сгусток начал постепенно рассеиваться, становясь прозрачнее.
Гастон выдохнул, почувствовав, как разом навалились усталость и слабость, а рука уже буквально горела, будто сунутая по самое плечо в ледяную воду. В следующий момент его выдернуло с той стороны, как пробку из винной бутылки. Лоран не удержался на ногах, тяжело осел на траву, дыхание стало рваным и частым, перед глазами начало все плыть. Рукав мундира выглядел обугленным и пропитался кровью, и некромант вполголоса выругался, поморщившись. Крепко его тварь зацепила, однако, и главное, не понять, что это вообще было: раньше с такими Гастон не встречался. Тут же по телу словно прошлась теплая волна, смывая слабость и холод, и губы некроманта дрогнули в улыбке.
— Птичка моя, — пробормотал он и осторожно встал, опираясь на толстый ствол дерева.
Конечно, Полин наверняка все почувствовала, да еще и на расстоянии, ей сейчас ничуть не лучше, чем ему. Надо собрать остатки сил и вернуться, а то его
— Что тут случилось?! — требовательно спросила Полин, заглянув ему в глаза. — Почему ты на
— Ш-ш-ш, все не так страшно, Полли, — слегка осипшим голосом ответил Лоран; в тот же момент его колени подогнулись, и он снова осел на землю.
— Рассказывай, — отрывисто приказала Полин сквозь зубы, сев рядом и уложив его голову себе на колени.
У нее у самой тряслись пальцы, когда она стаскивала с некроманта мундир, но в васильковых глазах сверкала решимость, и Гастон не стал спорить. Его так и тянуло улыбаться, глядя на сосредоточенное лицо его Птички и нахмуренные брови, но он сдерживался — тревога не уходила из ее взгляда. А из теплых пальцев, осторожно прикоснувшихся к безобразной, вздувшейся ране — «подарочку» от твари, — потекла живительная сила, смывая мертвенный холод, вливая силы и бодрость. Гастон начал рассказывать…
Мой некромант ушел, а меня не покидало странное, тревожное ощущение. Я шла за королевой и фрейлинами немного позади, погруженная в свои размышления и не прислушиваясь к веселому разговору. Так и тянуло пойти за Гастоном. Ну и пусть король позвал его одного, где-то рядом Анжуйский, между прочим, бродит, и, в отличие от меня, Гастон ему живым совсем не нужен! Я подавила нервный вздох и бросила косой взгляд туда, куда ушел Лоран. Наарэми же уехал чуть больше четверти часа назад, что такого случилось, что он так быстро вернулся и что-то захотел от некроманта? И почему в таком случае не подъехал к замку, а передал послание через слугу? Слуга-то пешком пришел, а король верхом уехал…