Не играй со мной

Боже мой, как мала и доверчива моя дочь, не смотря на все те взрослые размышления, которые порой выдает, она все еще ребенок, дитя, которого можно легко подкупить детскими развлечениями и радостями. Но я рада, что, возможно, она не поняла, что с ней произошло, и эти события никак не навредят ее психике. Хотя нам придется, так или иначе, обратиться к детскому психологу, ведь такие события не обходят стороной чуткую детскую психику.

– Да, малышка, правда, – снова прижимаю ее к себе, только еще крепче, и горячие слезы обжигают мое лицо. Только теперь это слезы радости, а не горькой печали.

– И Анну-Мей возьмем с собой? – поднимает она на меня свои глаза.

– Обязательно, Райли, – вытираю слезы, чтобы она ничего не заметила. – Все вместе поедим.

Джулия и Брендон улыбаются, и мы в молчании едем домой. В то место, которому мы принадлежим и где должны быть вместе, не смотря ни на какие тревоги и печали.

Глава 37. Сквозь стены

Николас

Я стою около ее двери и рассматриваю. Самая обычная дверь, темно-коричневая, массивная и судя по виду тяжелая. Сжимаю пальцы в кулак и стучу в эту дверь, надеясь, что мне откроют. Надеясь, что она мне откроет. Стучу раз, стучу два. Тишина. Стучу три, четыре и жду. В ответ тишина, но мне кажется, что слышу легкие, невесомые шаги за дверью. Значит точно она.

Это он, точно он стучит в мою дверь. Стучит раз, стучит два. Стучит много-много раз и не уходит. «Уходи, Николас. Уходи», – молю я его мысленно, но, кажется, будто это прозвучало вслух слишком громко. Оглушительно громко. Я прислоняюсь к глазку, и мои догадки подтверждает знакомая до боли фигура.

Я отхожу от двери на полшага и замечаю, что исходивший из глазка свет исчезает – его, понимаю, заслонила чья-то фигура. Начинается игра света – подошла, отошла и так по кругу. Уверен, что это она.

– Стелла, я знаю, что ты дома…, – хриплю невозможно. – Открой мне! – тихо требую. – Я всё равно не уйду, – даю понять, что это я, хотя она видела и сама это знает.

Я прислоняюсь головой к двери, бесшумно опираясь руками об холодный металл. Я слышу, что он меня зовет. Он говорит очень тихо, но ощущение, что он слишком громко выкрикивает мое имя. Я молчу, потому что нечего сказать. Лицо искажается от боли моих никчемных поступков – я раню его сильнее, чем нож пронзает и без того израненное сердце. Я омерзительно жестока. Я омерзительна сама себе.

– Стелла, – в который раз повторяю ее имя. – Открой или я выломаю эту чертову дверь! – Все не может закончиться вот так…! – замолкаю. – Это нечестно по отношению ко мне и по отношению к самой себе. Почему ты не устала страдать в этой жизни?

Он бьет кулаком по двери. Дверь от удара вибрирует и стонет. Мои глаза начинают наполняться слезами, я бесшумно, но тяжело вздыхаю. Я все еще борюсь с собой и не сдаюсь, я молчу и не могу произнести ни слова.

– Я люблю тебя, Стелла, – тихо, но уверенно говорю я. Это те самые слова, ради которых я пришел сюда. Пришел к ней. – Я люблю тебя, и ничто это не изменит.

Прислоняюсь лбом к двери, потому что мое лицо и все мое тело в агонии. Я не говорил эти слова ни одной женщине за последние восемь лет. Последней женщиной, кому я признался в любви, была Аманда, и она меня слишком сильно ранила. Мне казалось, что именно тогда мое сердце превратилось в кусок льда и замерзло навсегда. Но Стелла помогла его растопить и забиться, ожить вновь.

Когда я услышала его слова, то водопады слез полились по моим щекам. Я начала громко всхлипывать, превращая все вокруг себя в истерическое рыдание. Кажется, даже воздух плакал вместе со мной. Один лишь Николас молчал с той стороны двери. Я ненавижу себя за все: за молчание, за громкое рыдание, за бездействие. Я ненавижу себя.

Когда я услышал ее горькое рыдание через дверь, то понял, что она действительно около двери и слышала все, что я ей сказал. И эта ее реакция – самый верный подсказчик для меня, что я ей не безразличен.

– Прощай Стелла, – отхожу я от двери, положив букет цветов около нее. – Раз ты не хочешь меня видеть, прощай....

Никто не знает, чего мне стоило – взять и уйти. Я, наверное, никогда себе не прощу то, что ушел, не дождавшись ее ответа. Я себя ненавижу за то, что на эмоциях дал себе слабину и перестал бороться. За нашу любовь и за нашу жизнь.

Моя душа плакала как измученная скрипка, а тело содрогалось как истерзанное животное, когда я слушала звук удаляющихся шагов Николаса. Это значило лишь одно – он ушел. Навсегда, Насовсем. На зло себе и вопреки мне. Все кончено. Я все испортила, я сломала наши жизни....

Оторвав резко голову от подушки, я резко вдохнул воздух. Было ощущение, что во сне меня лишили воздуха и бросили, как собаку, подворотней умирать.

Отбросив одеяло, я пошел в ванную умыться.

– Хреново выглядишь, приятель, – говорю своему отражению в зеркале. После нашего расставания со Стеллой я практически перестал спать. А если мне и удавалось погрузиться в царство Морфея, то только в сопровождении кошмаров, а это отнюдь не отдых, а сплошная мука.