Читаем Не говорите Альфреду полностью

– Нет, и, более того, спорю на крупную сумму, что он не состоит во Французской академии. Я наизусть знаю имена этих сорока старичков и, боже, как же я их презираю! Посмотрите на них, они якобы следят за чистотой языка, а пошевельнут ли они хотя бы пальцем, чтобы воспрепятствовать жутким примерам его неправильного употребления? Французское радио начало рассказывать о Бургиба-младшем – младшем! – почему бы не о Бургиба-сыне?[30]

– Это ужасно, но что могут сделать эти сорок академиков?

– Поднять шум. Их престиж велик. Но им безразлично. Так или иначе, как я уже сказал…

– У меня есть его фото в униформе – я знаю, что он член Академии.

– Чем он занимается?

– Он самый известный из ныне живущих экспертов по мавританским рукописям.

– Ага! – воскликнул Филип. – Тогда он член Академии надписей и изящной словесности. Англичане всегда забывают, что под одной крышей существуют пять академий, и вечно путают их.

Дэви не понравилось, что его смешали в одну кучу с невежественными англичанами, но Филип был совершенно прав. В Институт Франции был отправлен запрос по пневматической почте.

Что же касается врача, то тот, похоже, нашел себе идеальное тайное убежище.

– Доктор Лекер, – нетерпеливо произнес Дэви, – величайший из ныне живущих экспертов по v'esicule bili`ere[31].

Я поинтересовалась, что это такое.

– Это французская болезнь, у нас в Англии ее нет, – ответил Филип.

Дэви бросил на него неприязненный взгляд.

– Это вовсе не болезнь, а орган. У всех он есть. Вам следует посмотреть на камни, которые удалили из моего организма.

Филип неприятно захихикал. Затем обзвонил несколько знаменитых докторов и даже связался с Медицинским институтом. Никто никогда не слышал об этом величайшем из ныне живущих эксперте.

– Он раньше жил на улице Нев-де-Пти-Шан.

– Такой больше не существует.

– А те прелестные дома? Их снесли?

– Пока нет, слава богу. Только переименовали.

– А как насчет «Баллады о буйабесе»?[32]

                О «Новой улице» наслышан,                О той, что с «Малых», бишь, «Полей»,                Французское «Рю-Нев-де-Пти-Шан»                Не всяк срифмует, ей-же-ей![33]

Как жестоко дать ей новое имя! Академики вполне могли бы воспротивиться этому.

– Только не они!

– Интересно, может, доктора Лекера уже там нет? Я схожу и посмотрю – мне все равно нужна небольшая прогулка. Где тут лучшая аптека?

И он удалился с некоторой обидой. Филип сказал:

– Я заметил, что англичане часто имеют каких-то непонятных французских друзей. Коллаборационисты, все до единого, помяните мое слово. И, кстати, вам не приходило в голову, что ваш дядя не вполне нормален? Уж слишком активно он общается с Полиной в ее мезонине.

– Единственный человек в Париже, который не в себе, – это я, – усмехнулась я. – Чувствую себя совершенно выбитой из колеи.

Филип выглядел виноватым.

– Что ж, – вздохнул он, – целое утро пропало. Как я буду рад, когда приедет мисс Макинтош.

Мне было жаль, что они с Дэви не очень поладили. Своего дядю я потом не видела весь день. Нам с Альфредом пришлось пообедать с американским послом, который проезжал через Париж в промежутке между двумя каникулами, а мой вечер был опять занят общением с женами послов из неправдоподобных стран, каких я определенно не нашла бы на глобусе. Обсуждая с ними исчезновение лакеев как вида, я снова слышала те самые пронзительные визги, которые, без сомнения, означали, что Дэви все так же горячо общается с Полиной в мезонине. Я начинала впадать в уныние.

Вдобавок к моим испытаниям утренняя почта принесла новость, что добрая, умная, невзрачная Джин Макинтош, не привлекательная для мужчин и не имеющая шансов выйти замуж, чья разумная поддержка обещала облегчить мою задачу в столь многих отношениях, не приедет. Она вышла замуж, внезапно и совершенно неразумно, за члена шайки богатых бездельников из Челси. Луиза написала мне, чтобы сообщить эту новость, явно считая себя более достойной жалости, чем я.

– Ее крестная мать оставила ей четыре тысячи фунтов и тиару. Похоже, эти модники из Челси всегда женятся ради подобных пустяков. О, Фанни!

Я знала, что Джин – любимое дитя Луизы. Она закончила письмо настоящим воплем отчаяния: «P.S. Посылаю тебе вместо нее Норти, но это будет не одно и то же».

Перейти на страницу:

Похожие книги

Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище
Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище

Настоящее издание посвящено малоизученной теме – истории Строгановского Императорского художественно-промышленного училища в период с 1896 по 1917 г. и его последнему директору – академику Н.В. Глобе, эмигрировавшему из советской России в 1925 г. В сборник вошли статьи отечественных и зарубежных исследователей, рассматривающие личность Н. Глобы в широком контексте художественной жизни предреволюционной и послереволюционной России, а также русской эмиграции. Большинство материалов, архивных документов и фактов представлено и проанализировано впервые.Для искусствоведов, художников, преподавателей и историков отечественной культуры, для широкого круга читателей.

Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев

Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное