Майя Жданова шагает вниз, а Майя Зарецкая встает из-за парты и говорит: «Привет!» Он из тех, кто
— Привет! Ты куришь? — говорит он дружелюбно и просто. Я тут же вспоминаю, где и с кем нахожусь, и киваю. — Составишь компанию?
Мы выходим в шумный коридор. Я все еще смущена неожиданным позитивным вниманием и забываю испуганно озираться по сторонам, но это и не нужно: никто не тычет в меня пальцем и не провожает полным презрения взглядом. Мой спутник машет кому-то рукой, отвечая на приветствие. На лестнице нас перехватывает девчонка с прижатой к груди толстой книжкой, я мельком смотрю на обложку и с тихим внутренним «ох» узнаю «Дом, в котором...» — еще одна записка из прошлого ныряет прямо ко мне в карман.
Ты хочешь сказать, что я все делаю правильно? Ты именно это пытаешься мне сказать, Март?
— Привет, Джон! — выпаливает девчонка и вся светится. Она передает ему книгу. — Я дочитала!
У нее забавный вязаный джемпер с оленями и полные бедра, тесно обтянутые джинсами — такая теплая…
— Расскажешь потом, как тебе, ладно?
Она согласно встряхивает волосами и убегает, а мне вдруг становится невыносимо хорошо. Я совсем не помню, как это бывает с людьми — хорошо.
— Можно?..
Новый знакомый по прозвищу Джон вкладывает книгу в мою протянутую руку, и я поспешно обнимаю увесистый томик. Я не привезла с собой книг — все они остались дома, и сейчас новые квартиросъемщики в лучшем случае смахивают с них пыль, а в худшем — не смахивают.
— Я уже читала ее. Просто хочу вспомнить.
— Ты из Москвы? — интересуется он внезапно и несколько в лоб.
— Да.
— Заметно.
Я мысленно отметаю возможные альтернативы и просто принимаю его слова за комплимент, хотя могла бы поспорить. Прежде чем стать персоной нон грата, я вела небольшой блог в «инстаграме»: писала обзоры на спектакли, фильмы и прочитанные книги. Ничего особенного. У меня было около тысячи подписчиков — моих ровесников, с некоторыми из них мы общались: переписывались и даже встречались, когда они приезжали в Москву, — чудесные люди из таких крошечных городов, названий которых я никогда не слышала. Возвращаясь домой, я думала о том, что благодаря соцсетям, мессенджерам и блогам все мы живем в одном мире и то, каков он, зависит не от города, а только от того, что ты сам выбираешь в него включать. Я не ощущала никакой разницы между собой и этими ребятами: мы получали схожую информацию и делали из нее схожие выводы. Слово «провинциал» давно утратило смысл… Разве что в Красном Коммунаре беда с интернетом?
— Масочки не забываем! — трубит охранница возле гардероба. Я послушно надеваю свою — так даже легче. Джон едва уловимо отмахивается и идет к выходу. Никакой маски у него, как и у многих здесь, просто нет.
На улице ветрено, а моя куртка осталась в гардеробе, однако я мужественно достаю из кармана рюкзака «айкос» и вставляю в него стик. Джон наблюдает за мной с интересом.
— Дашь попробовать?
Они тут вообще про ковид не слышали, что ли, думаю я, но не хочу его обижать и протягиваю гаджет. Джон едва касается губами фильтра и возвращает обратно. Заключает:
— Вкус так себе, но привыкнуть можно.
Еще один подарок Марта. Он расставался с вредной привычкой целеустремленно, но тяжело. Просил меня последовать его примеру, но я оказалась слабее. Запах табачного дыма — даже от волос и одежды — очень его раздражал. Поначалу я просто не курила, пока мы вместе, а потом он вручил мне «айкос». Для него это было действительно важно, и я не видела причин возражать. Сама не заметила, как втянулась.
— Не знаешь, можно ли где-то купить такие? — На моей ладони лежит последняя оставшаяся пачка.
— В «Праздничном». Большой торговый центр. Я покажу. Итак, ты — Майя… Всю жизнь маешься?
Точно так же говорила моя бабушка, но слышать это от ровесника как минимум странно.
— Вроде того.
Мы стоим друг напротив друга. От него пахнет можжевельником. В детстве у меня была можжевеловая подвеска — вырезанная из дерева крошечная гитарка. Я подносила ее к носу и нюхала. Запах напоминал о советских фильмах, которые показывали по телевизору в новогодние каникулы.
Я смотрю на Джона и невольно представляю нас за столиком в «Шоколаднице» на Чистых — себя и его, одетого в те же серо-кофейные тона, и, если только он не вздумает повторять свою эскападу про извечную маету, никому и в голову не придет, что он «не оттуда».
Спрашивает: