Не гореть!

— Передашь по наследству? — развеселился и Дэн. — Давай я лучше мелкую научу делать бомбочки водяные.

— Умеешь?

— Что там уметь! — Басаргин подорвался с сундука и вырвал из попавшегося под руку журнала, которых здесь было множество, страницу. Быстро свернул из нее куб и надул.

— Класс! — восхитился Парамонов. — Максимум, что творил я, это в презерватив воды заливал — и из окна. Ну еще бумажные самолетики поджигал… как-то соседу на балкон влетело, так сжег ему раскладушку. Как что руками — это было не ко мне.

— Вода нужна.

— Ща! — Парамонов метнулся вниз, по лестнице. Скатился почти кубарем, второй этаж — Кроха благополучно дрыхла в комнате, только недавно для нее отремонтированной. Первый. Ксёныч на кухне. Ксёныча в щечку.

— Пить хочу! — сообщил глава семейства, подхватывая бутылку воды со стола.

Ксения даже глазом моргнуть не успела, как кухня снова опустела, на лестнице раздались быстрые шаги, и где-то на чердаке Денис, залив в бумажный снаряд воду, со всей дури бросил его в распахнутое окно. Через несколько секунд на телефон Глеба прилетело смс.

«Передай Диньке, что он идиот!»

— Твоя сестра велела тебе передать, что ты молодец, — невозмутимо провозгласил Парамонов, стоя возле Дэна на чердаке.

— В цензурных выражениях?

— Более-менее. Пошли хоть газеты соберём. Аккордеон тоже можно вывезти. Он точно поломанный.

Собрав волю в кулак, они возились несколько часов. В коробки были упакованы не только газеты и нерабочий аккордеон, но и много другого хлама, накопленного несколькими поколениями Парамоновых. Что-то Глеб категорически отказывался отдавать, некоторые вещи Денису удавалось у него отвоевать и отправить к прочему мусору, который удивительным образом почти не уменьшался. Книги, игрушки, какая-то утварь неизвестного назначения кочевали из угла в угол, как в лавке старьевщика. Дэн ржал, Глеб сердился. И в третий раз перепрятывал дедову рогатку.

А потом вдруг извлек из какой-то коробки почерневшую пепельницу в форме плоского блюдца с ажурными краями. Явно древнючую.

— Надо же, — усмехнулся Парамонов. — Занятно. Думал, потерялась. Приз за турнир по шашкам, пятьдесят четвертый год. Серебро.

— Ты перешел на новый уровень, — рассмеялся Денис. — От старья к антиквариату.

Глеб скользнул насмешливым взглядом по Басаргину и протер пепельницу краем рубашки. Разумеется, она не засияла, но хоть пыль стер. И серебро стало больше походить на серебро.

— Почистить бы, — пробормотал он и широко улыбнулся. — А я, как назло, курить бросил, — снова глянул на Дэна и неожиданно подкинул «приз» тому в руки: — Дарю!

Поймав пепельницу, Денис повертел ее в руке.

— А мне… — начал он, но не закончил. Эта вещица в его пальцах словно перекочевала из Олиного мира, и Дэн пытался понять, как так получилось. Он все еще не желал мириться с тем, что она говорила, и чувствовал, как отчаянно бьет по ребрам искаженная реальность.

Если бы можно было проснуться!

Отставив пепельницу на окно, Денис вернулся к уборке. Теперь таскали коробки вниз, забивали багажники обеих машин, задние сиденья. Не страшно, когда вывозишь чужую жизнь. Страшно, когда оказываешься со своей не в ладах. Что, черт возьми, случилось? Что, черт возьми, в ее голове!

Здесь, сейчас не давало скиснуть дражайшее семейство.

Хорошо, когда оно есть. И без пьедесталов — некстати вспоминалось ему. В конце концов, у них никто не гонялся за трофеями, даже Ксюха-карьеристка.

Вечером, когда проснулась Кроха и огласила своим возмущенным ревом, кажется, все пространство у озера с пирсом, они, предварительно вывезя по максимуму хлам, сидели с Парамоновым на кухне и дули пиво, периодически бегая во двор, следить за жарящимися шашлыками по очереди. А маленькая серебряная пепельница перекочевала вниз и теперь стояла у них на столе. Вместе с ней вниз съехала керосиновая лампа, которую Глеб удовлетворенно водрузил на шкафчике, и большой оловянный чайник.

— Вообще-то оно все дедово, — неспешно рассказывал он, служа только фоном тому, что сейчас происходило внутри Дениса. — Вот пепельничку — он тоже из армии приволок. Там гравировка есть. Второе место. Чайник — я даже не помню откуда. Наверное, еще прадеда видел. А вот тот аккордеон, который вывезли… ты знаешь, его отец на блошином рынке купил. В жизни никто в семье не играл, а тут стрельнуло — вещь! В итоге кто-то из гостей на батином юбилее его и ухайдокал.

Дэн непривычно молчал, иногда кивал, не всегда слыша, о чем говорит Парамонов. И посреди очередного увлекательного рассказа из прошлого очередного деда или прадеда, Денис буквально сорвался с места.

— Мясо гляну, — бросил он и вышел во двор.

Прислонившись к стволу старой, раскидистой липы, под которой был установлен мангал, Басаргин смотрел на искры, весело мерцающие в темноте, и вертел в руках телефон. Не знал, что правильно — позвонить или забить. Забить — не получалось. Забыть — не получалось! Он хотел помнить. И если услышать ее голос, то можно представить, что она рядом.

Дэн достал трубку, нашел номер ее телефона, нажал вызов. И закрыв глаза, слушал разрывающую тишину гудки.