(Не) его трофей

Провожу собрание акционеров, погружаюсь в текучку, отчеты и сметы. К вечеру голова гудит, как улей, но я довольна собой. Яр от меня не отходит, двое охранников постоянно маячат поблизости. Спрашивать о причинах нет смысла, ответом все равно будет словосочетание «меры предосторожности». В субботу утром в сети появляются весьма однозначные фотографии Кулагина с Ариной из клуба, статьи с соответствующими заголовками. Поднимаю всех «бойцов» по тревоге, и вся эта дрянь исчезает из сети, но не исчезает из жизни. Подавив желание найти Арину и повыдергивать ей волосы, еду с Яром в больницу. Папе лучше, это успокаивает. Я бы вообще, честно говоря, обрела одну из вариаций стабильного морального состояния, если бы не гадкое ощущение, что от меня что-то скрывают.

Выходные так и проходят — в неясной, изматывающей тревоге. В понедельник папу переводят в палату, он требует себе туда смартфон, ноутбук и помощников. Приходит время рассказать ему обо всем. Проведя утро в офисе, мы с Яром в обед едем в больницу.

— … Колян, ты не охуел, не? Не сильно рано меня со счетов списал, — слышу еще из коридора.

Переглядываюсь с Яром. Тот едва сдерживает улыбку, а у меня мелькает мысль, что я, похоже нашла себе мужчину, похожего на отца. Прямо как предрекают все психологи.

— Доброе утро!

Папины глаза метают молнии. Дядя Коля молчит со стоически терпеливым выражением побагровевшего лица.

— Котенок, ты тут сутками сидеть так и будешь, как с помирающим? — ворчит папа вместо приветствия.

— Николай, давайте выйдем, — обменявшись с обоими рукопожатиями, без обиняков просит Яр.

Последний с огромным облегчением от хоть временного отсутствия необходимости терпеливо сносить папин нрав соглашается, и они покидают палату.

— Я устал валяться, понятно? Нормально мне уже, все! Так что не трать время на лекции и поезжай в контору, — едва я открываю рот, чтоб начать, говорит папа.

— Я тебе супчик привезла. Сама варила, пап, — с улыбкой демонстрирую термос. — Будешь?

— В блендере смолола, не?

— Спасибо, дочка, что заботишься обо мне, — переливаю суп из термоса в пиалу. Ставлю ее на столик, рядом кладу салфетку и приборы и пододвигаю папе. — Я с удовольствием попробую.

Он выдыхает. Бросив на меня сконфуженный взгляд, берет ложку и молча принимается за еду. А я еще раз продумываю под каким соусом преподнести ему новости. После операции прошло только четыре дня. Да, папа держится бодрячком, и врачам все нравится, но это не отменяет факта перенесенного инфаркта и операции. Как мне не сделать хуже?

— Пап, я решила, что будет правильнее пока ты не поправишься, заниматься делами компании, — медленно начинаю, когда он доедает.

Прячу глаза, отодвигаю столик, забираю с него тарелку и прибор, иду к умывальнику, чтоб их помыть.

— А как же твоя работа? — напряженно.

— Совмещу, как и планировала, — отвечаю как можно беззаботнее. — Что-то будет непонятно, поможет Сергей, да и с тобой будем на связи. Вот, например, мне нужен совет насчет того, как быть…

— Ты уже ездила в офис? — перебивает.

Вытираю тарелку, ставлю на стол. Медленно подхожу к койке и усаживаюсь на нее. Поднимаю взгляд на застывшее папино лицо.

— Пап, я уволила Игоря. Приказ оформила от твоего имени, нужна будет твоя подпись.

Слышу, как он выдыхает сквозь зубы. Кошусь на кардиомонитор. Цифры и количество зубцов начинают расти.

— Кто из них разболтал?! — хрипло выдавливает.

— Я понимаю, что ты хотел бы рассказать мне сам. И сам хотел бы с ним разобраться. Но получилось так, как получилось. Согласись, хуже было бы, если б Игорь что-то натворил еще и в компании. Может это уже паранойя, но я не знаю, чего от него ждать. Уж лучше так.

По лицу папы проходит болезненная судорога, рука машинально дергается к повязке на груди, но он снова кладет ее поверх одеяла. Пикает монитор.

— Я за врачом.

— Сядь, нормально все! — сдавленно выдыхает.

— Пап, я очень за тебя боюсь! — к горлу подступает комок. — Ты меня всю жизнь защищал, заботился, учил в конце концов! Ну, взрослая я уже, понимаешь? Позволь мне тебе помочь!

— Да, — выдавливает после паузы. — Ты у меня взрослая. Совсем взрослая. И сильная. Я недооценил.

Вспоминаю, что Яр и дядя Коля говорили нечто подобное и губы невольно дергаются в улыбке.

— И ты должна знать кое-что…

*****

Гибель родителей Игоря не несчастный случай. Не фатальное стечение обстоятельств, не автокатастрофа. Взрыв. Юрий Кулагин должен был быть один в машине. Как и почему с ним оказалась его жена никто не знает. А вот то, что он — лучший друг, соучредитель фирмы — «снюхался» с папиным злейшим врагом, предал его, чтоб заграбастать бизнес, тот знал точно. И за это убил. Кара за предательство — смерть. Так у них было, так по понятиям, принятым в криминальном мире.

— …это не оправдание, дочка, нет. И я не сожалею. О Лизе — да. Она навеки на моей совести. О том, что лишил мальчика матери я сожалею.

Встаю, на негнущихся ногах подхожу к окну. За ним начинает темнеть. Идет дождь. Прохожие снуют взад и вперед, вцепившись в разномастные зонты. Автомобили ползут в пробках, негодующе вопя клаксонами.

Знать и предполагать — разные вещи.