(Не)добрый молодец

Вадим пожал плечами и направился к довольно большому кусту жимолости, что разросся в небольшое деревце. Подойдя, вынул клыч и примерился порубить деревце. Занёс даже руку, но неожиданно вспомнился Елизар.

«Оружие отрок попусту не обнажай, ветки да палки не руби им, коли на то острая нужда не возникнет. Не для того оно делалось, чтобы палки рубить и о них клинок тупить. Против живого создано. Оружие нужно своё уважать. Как следишь за ним, так и оно тебе и в бою будет помогать, клинок врага своим клинком встречать. А другое, что рубить⁈ Так на то и топор есть, и кистень, и рубилово какое, а сабля гордость воя. А гордость нужно беречь, как и доблесть свою. Понял ли меня, отрок?»

Вадим очнулся от воспоминаний, посмотрел на саблю, заботливо отполированную и вычищенную своими руками, и спрятал её обратно в ножны.

«Спасибо тебе, Елизар, за науку и за заботу, пусть земля будет тебе пухом, а в Раю вечная жизнь!» — мысленно прошептал Вадим.

Ещё раз, взглянув на куст, что надобно показательно срубить, он нехотя достал кистень и, размотав гирьку на железной цепи, принялся усиленно раскручивать её в воздухе.

Гиря металась рассерженным шмелём, добавляя Вадиму чувство уверенного владения оружием. Поймав удобный момент, он направил движение гирьки в ствол жимолости. Тяжёлый чугун с треском впился в тонкий ствол и расщепил его. Деревце подломилось и, пугая насекомых, уронило крону на ветки других деревьев. Добивать ни в чём не виноватую жимолость Вадим не стал и отошёл от неё.

— Что, пожалел саблю?

— Сабля не топор, не рубить должна, а в сабельных ударах озорничать, клинок врага встречать. Разумение на то должно. Бес попутал меня, коли я забыл уроки наставника, да вовремя вспомнил. Ты сказал снести куст, я выполнил. Берёшь или не берёшь в обоз?

— Беру, как не взять такого молодца, что и кистенем владеет, и саблей. Возьму. Харч у тебя свой будет, али с нами будешь кормиться?

— С вами. Много я не унесу с собой, а путь долгий, да и готовить одному не с руки.

— Тогда с тебя деньга за кажный день, на том и порешим, ежели ты не супротив того?

— Нет не против, по рукам?

— По рукам. Захар меня зовут, старшой я здесь. Приходи тогда поутру, как солнце взойдёт, собираться будем. А как над лесом поднимется, так в путь-дорожку пойдём. Смотри, не опоздай.

— Ежели опоздаю, то нагоню, вы же не быстро будете ехать?

— Так-то да, быстро на наших подводах не поедешь. Да и не опаздывай, а то могу и передумать.

Вадим кивнул и, хлопнув друг друга по ладони, они расстались. Захар остался со своими людьми, а Вадим повернул обратно в город. Дойдя до дома, где остановился на постой, отобедал с хозяйкой и снова ушёл. На это раз он спешил к оружейнику. Оружие оказалось готово и, забрав отремонтированный пистоль, Вадим получил также обещанный порох и пули.

Пули покоились в кожаном кошеле, напоминающем денежный, а порох оказался закупорен в коровьем роге. Рог изнутри вычищен, высушен и доверху набит пороховым зельем. Навскидку его бы хватило выстрелов на двадцать. Проверив зелье, Вадим повесил его на пояс за верёвочку, прикреплённую к рогу. Попутно он купил ещё немного костного масла, что заменяло тут оружейное. Вернувшись домой, он выложил всё своё богатство на стол и принялся вычищать и полировать.

— А что это ты делаешь, служивый? — спросила ненароком подошедшая хозяйка. Пять её детишек уже были у стола, любопытно рассматривая действия Вадима и задаваясь тем же самым вопросом. Но они побоялись спросить, а хозяйка — нет.

— В поход готовлюсь, завтра поутру пойду в Калугу, судьбу испытывать.

— А пошто саблю свою салом мажешь?

— А чтоб не ржавела.

— Да как это. Вот у меня чугунок стоит, весь уже чёрный от нагара и воды, а всё никак не ржавеет.

— Так он на то и чугунок, коль из чугуна сделан, а ежели из железа чистого, давно уже бы заржавел. Чем сталь лучше, тем беззащитнее она от воздуха и воды.

— Ааа, вона как! — протянула хозяйка, дивясь на него, но не уходила.

Она всё крутилась вокруг молодого парня, пытая его вопросами, а чумазые дети молча слушали, тихо посапывая и поблескивая любопытными глазёнками. Младшие сосали пальцы, сладко причмокивая, а старшие грели уши, понимая и не понимая взрослые разгворы. Девки, одетые в рваньё, трясли куцыми косичками, а пацаны внимательно вертели кудлатыми головёнками. Тут же вертелась и Агафья, всем видом показывая причастность к происходящему и осведомленность.

Смазав и почистив клыч, Вадим убрал его в ножны и приступил к пистолю. В комнате повисло благоговейное молчание. Самый старший из детей, мальчик с труднопроизносимым именем, тихо подошёл к столу и робко спросил.

— А чаво это?

— Пистоль это, огнестрел, стреляет пулями. Вот курки, вот кремнёвый замок. Нажимаем на крючок, он спускает курок, курок бьёт по кремню, а тот сыплет искрами, вот полка для пороха розжига. Он горит и поджигает основной заряд. Тут пыж закупоривает и не даёт сгоревшим газам просочиться мимо. Газы толкают пулю, пуля летит и убивает, ну или ранит. Понял? — ответил Вадим, радуясьвозможности блеснуть своими познаниями. Да всё не впрок.