Вадик пожал плечами и, взявшись за кучку прутьев, стянутых лыком, принялся выметать и убирать ненужный мусор. Все разбросанные железки разложил на места так, как он себе это представлял. Заготовки в одну сторону, готовые изделия — в другую. Весь валявшийся инструмент Вадим разложил у места работы кузнеца, да развесил по стенам, и стал ждать. К тому времени и кузнец вернулся.
— Бачу, ты всё правильно сделал, а хочешь, научу ковать?
— Если только ножи и тесаки, а то я безоружен. В подарок дадите?
— Эк, ты сразу, да в галоп зарядил, паря. Железо денег стоит, а у тебя за душой ничего и нет, гол, как сокол, а чтобы заработать, тебе долго ещё стоять возле меня, да помогать придётся.
— Ну, тогда и не надо, заработаю, так и куплю. Спасибо, не надо ничему учить! — Вадим повернулся и вышел из кузни. «Тоже мне, благодарная работа, лучше уж книжки перебирать, как-то спокойнее», — подумал он.
И позвоночник целее и руки не будут отваливаться, зрение, правда, будет портиться, но Бог миловал, очки Вадим не носил. Родители успели ему сделать микрохирургическую операцию на глаза, хватит от неё эффекта и здесь надолго. Может быть.
Провожаемый удивлённым взглядом кузнеца, Вадим направился искать отца Анисима. Хотелось спать и жрать. Завтрак оказался ни фига не сытным, так, похлёбка, да луковица к ней, даже хлеба не дали, ироды…
Чувствуется, что сосущее чувство голода будет его теперь постоянно преследовать. Надобно поучиться стрельбе из лука, а то он вовек себя тут не прокормит. Сдохнуть от голода — так себе перспектива, не радостная совсем. Но опасностей на самом деле оказалось гораздо больше.
Гражданская война не прибавляла уверенности в нынешнем будущем, а ещё мертвяки, путешествующие по непонятным маршрутам, и остальные опасности, вроде тех же волков или эпидемий. Короче, тихий ужас и смерть ровно посередине. Вадиму мучительно захотелось обратно в своё время, прочь от всего ужаса, что он здесь уже прочувствовал на себе. Это будет его целью! Ведь он же как-то попал сюда, а если был вход, то есть и выход. Надо обязательно о том узнать.
Пока он, неторопливо следуя из кузницы, обдумывал положение, в котором оказался, навстречу попался один монах, потом другой, и сразу отец Анисим.
— Тааак… Это откель ты идёшь, такой сумрачный?
— Из кузни.
— Ага, тебя уже отпустил Елизарий?
— Да, я у него убрал всю кузню, а он денег хочет за нож, который я мог бы выковать с его помощью. Дак у меня нет, а помощь за еду я не хочу ему оказывать. Не хочет за так учить, так тому и быти. У меня душа не лежит к железу, а тут ещё и заставляют. Не хочу!
— Эван, парень, ты какой своенравный. За еду работать он не хочет! Так и на все стороны тогда иди, раз так.
— Ну и пойду! — на Вадима накатило глупое состояние несогласия. Не нужны его знания и умения, как будто здесь каждый второй и читать, и писать умеет. Ну и ладно. Знали бы они, кто к ним попал, так берегли бы, как зеницу ока. А то, нашли ему дело — кузнецу помогать, с таким и каждый дурак справится, молоточком бить по раскалённой железяке, да мехами работать до изнеможения. Это пускай местные тренируются, а ему надо бы идти дальше, крупный город искать. А ещё у него остались металлические рубли, ещё российские, их можно и на деньги здешние обменять, а там видно будет.
— Ты осади, парень, уйдёшь, когда скажут, и когда сам захочешь, но не по-глупому. Не готов ты идти сейчас никуда в одиночку. То не токмо мне ведомо, но и всем в округе. И Агафья опять же на тебе, мы хотели её здесь оставить, но она не хочет, хочет с тобою идти, если ты уйдёшь. Говорила она о том тебе?
Белозёрцев вспомнил, что девчонка вечно крутилась у него под ногами, как только видела его, но он почти не разговаривал с ней. Некогда.
— Не говорила.
— Ну, мне говорила. Я тебя привёл сюда, я и отпущу, в ответе я за вас теперь обоих. Так и знал, что с кузнецом не получится, не тот ты, паря, человечишка для него. Ладно, пойдём с книжником нашим познакомлю. Он тебя к делу другому пристроит, к слабому, но нужному. Серафим его зовут, инок он, как и я, но отцом величать его не след тебе, в годах он моложе меня будет и не заслужил пока к себе такого обращения.
Вадим кивнул, тем проще будет общаться с иноком Серафимом, раз так.
Вскоре они пришли в другое здание, в котором не располагалось келий для монахов и послушников, а в разных помещениях неизвестного назначения находились женщины. Ещё в одном находилась мастерская для переписки книг.
Серафимом оказался высокий и худой монах, с поникшим взглядом, безликими чертами лица и тонкими пальцами, суетливо перебирающими края собственной одежды.
— Серафим! Привёл тебе отрока для обучения. Считать и читать умеет, писать тоже, но не по-нашенски… Нужно поправить его умение, чтобы писал, как должно, а не по иноземному. Справишься?
— Справлюсь, — тонким фальцетом ответил тот.
— Ну и хорошо. Учись отрок, и будет тебе счастье! — после этого двусмысленного напутствия отец Анисим кивнул Вадиму и вышел из библиотечной кельи.
Как только за ним закрылась дверь, Серафим обратился лицом к Вадиму.