Не для взрослых. Время читать!

«Что же это такое? – жаловался он. – Красная рожа отбивает у нас последних клиентов! Ведь из тридцати ударов двадцать восемь приходится на его долю. Опять мы останемся небитые!».

Один из путешественников все-таки отдубасил Красную Рожу, да так, что отбил себе правую руку. «После этого он дал ябеднику золотой, и вот наш дурак вскочил как встрепанный, довольный-предовольный, что его так знатно вздули».

А другие ябедники кричат:

«Не желаете ли побить еще кого-нибудь? Мы готовы, хоть со скидкой! Выбирайте кого-нибудь еще!»

Ну, вы сами понимаете, что путешественники «поспешили на корабль и поскорее отплыли от этого отвратительного острова».

И в конце концов попали на остров Ветряный, жители которого питаются одним только ветром. Больше ничего не пьют и не едят. Причем «простые» люди, то есть те, что победней, добывают себе пищу веерами. А богатые – ветряными мельницами. Когда у них пир – столы ставят прямо под мельничные крылья и угощаются ветром до отвала. «За обедом обыкновенно спорят, какой ветер вкуснее. Один хвалит сирокко, другой – юго-западный ветер, третий – юго-восточный и так далее».

Для любознательных: сирокко – это такой сильный ветер, который на юге Франции дует прямо со Средиземного моря, но несет отнюдь не морскую прохладу, а зной и мелкий-мелкий песок прямо из африканских пустынь.

Вообще в Средние века много смеялись. Большинство народа было неграмотным, книжек потому не читали, но устраивали карнавалы и потешались над всем решительно. Не зазорными считались и грубые шутки, и рассуждения о том, что называется естественными отправлениями организма. (На то это и были Средние века – не путать с XXI веком, где то, что прощалось в те далекие времена неграмотным людям, уже непростительно).

Потому не удивляйтесь, встречая все это в романе Рабле – он тесно связан с фольклором, с народной культурой.

А вот чему невозможно не удивляться – в то самое время, когда Рабле писал один из самых веселых романов в истории мировой литературы, в Европе был полный разгул (по-другому не хочется называть) инквизиции, то есть жесточайших наказаний за отклонение от «правильной», с точки зрения инквизиторов, веры, религии. Что такое свобода совести – то есть свобода исповедовать или не исповедовать ту или иную веру, – тогда не знали вовсе. Человечеству предстояло пройти долгий путь, чтобы это узнать и включить в свои Конституции в виде отдельной статьи. А пока людей подвергали страшным пыткам и по всей Европе горели костры, на которых по закону, по приговору сжигали тех, кто – как показалось (чаще всего) инквизиторам – верил не так, как принято.

4

Прочесть перевод всего большого романа вам не по силам. Но на ваше счастье, есть замечательный сокращенный его пересказ – как раз для вашего возраста. Очень легкий, очень увлекательный. Короткие главки, масса событий.

Пересказал роман прекрасный русский поэт XX века Николай Заболоцкий. Что именно он убирал? Он сам написал об этом: «Рабле на каждой странице играет с читателем, он шутит с ним, делает тысячи намеков, играет в слова, высмеивает нечто неуловимое, позабытое, непонятное для нас, но, конечно, совершенно понятное для современников». Вот это он и убирал, ничего не разрушая при этом.

Тем более сам он, вместе со своими друзьями-поэтами, образовавшими в конце 20-х годов особую поэтическую группу и назвав ее ОБЭРИУ, был совсем не чужд веселой и в то же время серьезной словесной игры:

Меркнут знаки Зодиака
над просторами полей,
спит животное Собака,
дремлет птица Воробей.
...................
Колотушка тук-тук-тук.
Спит животное Паук.
Спит Корова, Муха спит.
Над землей луна висит.

Над землей большая плошка
опрокинутой воды.
Спит растение Картошка.
Засыпай скорей и ты!

Через несколько лет после перевода-пересказа «Гаргантюа и Пантагрюэля», в 1938 году, Заболоцкого арестовали, уведя из дома на глазах тихо плакавшего шестилетнего сына и годовалой дочки, которая, когда отец ее поцеловал на прощанье, впервые пролепетала «папа».

К этому времени были арестованы многие его друзья (все решительно совершенно безвинно – такова была «внутренняя политика» Сталина; образцом ему служила средневековая инквизиция) и некоторые уже расстреляны, хотя об этом не сообщалось: человек просто исчезал, а его родным сообщали – «Десять лет без права переписки».

Первый же допрос поэта шел около четырех часов без перерыва. Следователи сменялись, а он сидел на стуле без пищи и сна под ослепительным светом направленной в лицо лампы. От него, как