У персов-зороастрийцев два божества - добра и зла, запамятовала второго, а о первом помнит: Ормузд, у кого в помощниках трёхногий осел, шерсть у него белая, питается воздухом, каждое копыто, ступив на землю, занимает столько места, сколько надобно для тысяч овец, под шишкой ноги может двигаться тысяча всадников; шесть глаз: два на обычном месте, два на макушке головы, два на затылке, - устремив на что-либо все шесть глаз, способен наказать и уничтожить; и девять пастей: по три на голове, затылке, в брюхе; а также два уха - могут накрыть большой город персов Мазандаран; один рог золотой, внутри полый, и от рога отходят тысяча отростков - осёл побеждает и рассеивает все пороки злодеев на земле; и завершила строкой: Но отчего ж тогда пороки не исчезнут?
У курайшей в Каабе не счесть богов: триста шестьдесят, каждое на земле живое и неживое сотворено своим богом, потому боги и творения так не похожи! Абу-Суфьян уполномочен говорить не сам по себе, а от имени других родов курайшей - максумов, таймитов и амавитов, которые, так же как он сам, из рода абд шамса и с давних пор претендуют на власть над Каабой. Абу-Талиб понял сразу, что вовсе не в идолах дело - стояли и ещё не один век простоят: желают избавиться от Мухаммеда как возможного соперника после моей смерти! - Дарим тебе на вечное услужение, считай, что в рабы, - говорит Абу-Суфьян и указывает на юношу, - самого привлекательного, находчивого и работящего из сыновей честного и благородного мекканца Омара! - И в пояснение: мол, Омар брат известного воина Валида ибн Мугира, одного из курайшских старейшин. - С чего такая щедрость? - Не щедрость, а в обмен! - На кого же? - Корень нашей вражды тебе ведом: мы тебе - прилежного и обладающего богатырской силой раба, а ты нам - Мухаммеда! - Но он не дитя малое, а муж почтенной Хадиджи, отец семейства! Как принять ваш торг?! - Важно твоё согласие. - Вы что же, силой возьмёте его в рабы?! - Он умолкнет, лишившись твоей опоры, и вражда сама собой уйдёт. Ибо всем очевидно, твоему брату Абу-Лахабу тоже: не будь поддержки твоей, вряд ли осмелился бы Мухаммед поднять руку на наших богов. - Увы, не ведал я, что вы так плохо думаете о предводителе Каабы! - Что желаем договориться? - Торговать приёмным сыном! - Мало ли торговых сделок в Мекке? - Но такой встречать не доводилось! Ваш приход оскорбителен. Может, самим, без посредников, минуя Абу-Талиба, уговорить Мухаммеда, следуя законам торга, который почитаем в Мекке? Кто в Мекке не знает Амра? Прозван Мухаммедом Абу-Джахл, или Отец невежды. Неужто курайшей напугали девятнадцать ангелов Бога, якобы стерегущих ад, коих Мухаммед грозится наслать на нас? Отгоню десять ангелов правой рукой, а девять - левой!.. Так и скажу этому безумцу!
Но сказалось иное:
- У тебя старая жена, не правда ли?
Мухаммед вспылил:
- Не сметь упоминать о ней! - Не бесись! Мы ведь о том не для того, чтобы обидеть почтенную Хадиджу, а просто хотим предложить тебе вторую жену - юную красавицу, и если пожелаешь её - вмиг получишь. - Что ещё? - Власть и деньги - мечта мужчины. Деньги у тебя есть, а власти нет. Если желаешь, изберём наиглавнейшим в совет старейшин Мекки. Нет? Может, в тебя вселились шайтаны? Призовём искусных врачевателей Аравии, Бизанса и Абассии, исцелим, на расходы не поскупимся! Что взамен? И тут Абу-Джахл вспомнил слова Валида о поэтическом даре Мухаммеда: - Вволю сочиняй, услаждая наш слух! Но ни слова, что послан к нам пророком! Не ты первый, не ты последний, кто возгласил себя им!
- Но призовите хоть одного, пусть скажет божественное слово, подобное тому, что вкладывает в мои уста Бог! Не мной придумана заповедь, - странно прозвучала средь торга: Нет Божества, кроме Аллаха, и Мухаммед - пророк Его! И я не знаю, поверьте, когда и как рождаются эти откровения! Но через меня утвердится истина!
45. Будущее, которое прошлое
...Мухаммед, пришедший навестить больного дядю, застал у него родичей, они упрашивали Абу-Талиба: мол, если истинно дорожит Каабой, не тая вероломную мысль посеять распри меж паломниками, пусть образумит приёмного сына Мухаммеда: - И это, - услышал Мухаммед входя, - станет ему твоим заветом!
- Зря стараетесь, отягчая грехи, - сказал им Мухаммед. - Если бы мне в правую руку вложили Солнце, а в левую Луну, чтобы миром правил, и тогда бы не смог я отказаться от призвания, возложенного Богом на меня, покуда Сам Он не повелит! А вам, которые не заботятся о душах своих...
Абу-Лахаб вдруг расхохотался, обрушив на Мухаммеда поток слов, точно самум - колючие пески:
- Душа! Душа! Кто её видел? Купцу не пристало судить о том, чего глазами не увидено, не трогал руками! Жив - живёшь, а умер - и знать не знаешь, что умер.
- Да, - Абу-Талиб, к удивлению Мухаммеда, согласился с братом. А потом добавил, вызвав новый всплеск спора: - Это как с павшим верблюдом и всякой иной тварью: жил - на что-то годился, пал - избавься, отбрось, отдай на съедение воронам, шакалам. Или закопай.
- И ты, - вскипел Абу-Лахаб, - смеешь сравнивать меня с падалью?!