Не дать воде пролиться из опрокинутого кувшина

Перебил его Мухаммед: - Знаю, о чём сказать хочешь, - молвил к удивлению Абузара. - Слышал однажды из твоих уст: Мой друг Ааша сочинил в честь бедуина, у которого гостил, всего лишь бейт, и наутро явились к нему восемь сватов сватать восьмерых его дочерей! Но хиджазцу надобно избрать язык курайшей! Почему? Богами с давних времён именно курайшам доверен храм Кааба!.. Впрочем, Ааша был бедуином из курайшей! - Легко отвергать чужих, яви образец! (Это снова Абузар.) Мухаммед промолчал и насупился. - Скажи! - попросила мужа Хадиджа. И Абу-Бакр стал просить. Но Варга - нет: стихи ли то, что сочиняет Мухаммед? Неловко ему: выступит зять - засмеют! Обвел Мухаммед всех взглядом, полным недоумения, будто не понимая, чего от него хотят, неспроста ведь и Варга молчит, и вдруг произнёс лишь строку, и не произнёс вовсе - она сама вырвалась: Весть излучающие! Умолкли поэты: не понимают ничего, что-то таинственное прозвучало. Ну а дальше?

И снова - лишь переставив слова - молвил Мухаммед: Излучающие весть! Кто? Какую? Сказав, молча ушел, а с ним - Хадиджа. Поэты в недоумении... Что это - вызов, глумление, тайна какая-то в молвленном? Но вскоре брошенная им одинокая строка забылась, и ещё долго продолжалось состязание: кто кого поразит неожиданностью образов, на сей раз воинственных.

Победили стихи Абузара про мечи, падающие на врага, но уподобленные гибкостью цветным платочкам в руках играющих детей. И этот контраст, как ни было Абузару странно, пришёлся внимающим, настроенным на боевой клич, по душе, особенно финальная строка: Одежды сражающихся - словно обмакнутые в кровь или вымазанные ею. Кичился впоследствии Абузар, перед персидским купцом хвастал, мол, шёлковый свиток с его победившими стихами, повешенный на вратах Каабы, точнее - на её стенах, не менее, а может, более ценен, чем такой же свиток, тоже шёлковый, на котором запечатлена грамота персидского шаха, недавно жалованная императору Бизанса! Купец, вряд ли понимая, что тот ему втолковывает, кивал головой в знак согласия.

Вдруг забытая строка, вырвавшаяся из уст Мухаммеда, заиграла, точно крылья птицы в лучах закатного солнца, над площадью. - Может, - сказал Анис брату Абузару, - ощущение кажущееся? - Ты о чем? - удивленно спросил Абузар.

- О Мухаммеде. Ведь ты понял, а спрашиваешь! - И что же? - Она всё ещё излучает весть! - Строка? - Будто взывает к продолжению, манит, и каждый думает о своём сокровенном, ждет, что последует. - Но о том, что последует, не ведает, убеждён, даже сам Мухаммед. - Как знать! - возразил Анис. - Ведал бы если - непременно б прочёл! - Нет, он унёс невыговоренное с собой, какую-то тайну! - А может, - выразил Абузар сомнение, - и вовсе это не его строка? - Чья же? - Просто нам послышалось. - Тебе и мне? Всем сразу? - Такое случается. - Кажется, сказано не всё, сокровенное утаилось, раскрыть бы. - Поэзия загадочна. В ней спрятаны слова, доступные не каждому. - Кто знает, продолжи он нанизывать строки, и, может, висеть его стихам рядом с твоими на стенах Каабы, а? Обиделся Абузар, привык быть первым:

- Весть излучают! - с иронией. - Одна фраза, и уже победа?

- Но не ты ли учил меня, о старший мой брат: где сказано мало, там сказано много! Разве нет?!

...Мухаммед, будто спасаясь от преследования строк, навеянных, помнит, зороастрийцами-огнепоклонниками, - есть в тех стихах, Хадиджа не успела прочесть, про отраженный свет любви, который красит месяц, огненно полыхающий, - выскочил из дому и заспешил к горе Харра. Зов оттуда, и всё чаще: "Уйди в пещеру, затаись!" Ищет уединения - сидит молча, погружённый в думы, а Хадиджа ждёт, не прерывает его размышлений. Но он будто и не замечает её внимания. Ничего не видит вокруг. Томится. - Сидя спит, - сказал Хадидже Али, он всегда сопровождает Мухаммеда. - Сочиняет! - успокаивает себя Хадиджа. - Нет, не сочиняю, - возразил, будто услышав ее. Что с ним происходит? Сидит столь долго, что звёзды успевают на небе переместиться, ушла луна, а он сидит неподвижно, опустив руки на колени и держа прямо голову, глаза полузакрыты... - сначала видел при свете дневном, потом луны, потом звёзд, а далее лишь угадывал видимое. ... Абу-Талиб к ним явился, давно не видел ни Мухаммеда, ни сына, переступил порог их опустевшего за год дома (Мухаммед и Хадиджа выдали дочерей замуж: сначала старшую Зейнаб за троюродного брата Мухаммеда - Лакита (по кунье - Абул-Ас), он же двоюродный племянник матери, а затем, по настоянию Абу-Талиба, за двух сыновей Абу-Лахаба выдал Ругийу и Умм-Кюльсум. И как всегда, сын Абу-Талиба Али рядом с Мухаммедом - если он дома. Но это теперь редкость - в последнее время Мухаммед чаще уходит в пещеру один. И Хамза недавно к ним наведывался, Абу-Бакр тоже спрашивал, где Мухаммед. Словно оправдываясь, Хадиджа повторяет, что Мухаммед на горе Харра. - Что он там ищет? По своим пастушьим годам истосковался? Хадиджа не знает, что сказать. Она чувствует мужа, но долго объяснять, да и не так истолкуют.